же черным, как и волосы Бадра. Седло и прочая сбруя имели незнакомый для шотландцев вид, однако наиболее странным казался им сам этот человек. Люди, трудившиеся на полях, прекращали работу и, выпрямив ноющие спины, старались получше рассмотреть проезжавшего мимо незнакомца, чтобы потом навсегда запомнить этот эпизод из своей жизни. Длинная кривая сабля у него на боку приковывала к себе очарованные взгляды. Бадр же, зная, что на него таращатся, все время смотрел прямо перед собой. И это, похоже, не было проявлением высокомерия: он просто вел себя как человек, которому есть над чем поразмыслить, а потому не обращал внимания на окружающих.
Этот всадник находился все еще в сотнях ярдов от частокола, огораживающего дом-башню, когда раздались звуки железных болтов, вытаскиваемых из гнезд. Тяжелые деревянные створки ворот распахнулись. Из-за частокола появились трое мужчин, сидящих на лохматых малорослых лошадках. Они привычно выстроились в виде наконечника стрелы и пустили лошадей легким галопом.
Бадр с равнодушным видом наблюдал за приближающимися к нему всадниками. Тот из них, кто скакал впереди, натянул поводья и остановил свою лошадь почти прямо перед ним, а два его спутника, пришпорив лошадей и слегка разъехавшись в стороны, обогнули Бадра каждый со своей стороны и расположились позади него справа и слева. Их предводитель привстал в стременах, чтобы как-то компенсировать низкий рост своей лошади, но это не помогло ему. Более того, создавалось впечатление, что не только незнакомец, но и его лошадь – по всей вероятности, дорогой боевой конь – смотрит на него сверху вниз.
– Что тебе здесь нужно? – спросил он.
Черный конь остановился – как бы сам по себе, – и Бадр окинул пристальным взглядом заговорившего с ним мужчину.
– Я проделал очень долгий путь, – ответил Бадр. – Говорят, что в этом поселении живет могущественный господин. Я хотел бы предложить ему свои услуги.
Шотландец усмехнулся и поочередно посмотрел на своих спутников. Те кивнули ему. Они были моложе его, имели меньше жизненного опыта и легче верили словам чужаков. А вот их предводитель был менее доверчивым и вел себя настороженно.
– Меня зовут Армстронг, – сказал он Бадру. – Я отведу тебя к господину. Тебя примут радушно, но учти, гости моего хозяина должны сдавать свое оружие, поэтому тебе придется отдать саблю.
Армстронг положил правую ладонь на рукоять меча. Он существенно уступал незнакомцу в росте и телосложении, но вознамерился твердо стоять на своем. Он смотрел на чужака невероятно зелеными глазами не моргая, хотя солнце находилось за мавром и светило ему, Армстронгу, прямо в лицо. Незнакомец, очень крупный, крепкого сложения, держался достойно. Хорошо вооруженный, он излучал ту самоуверенность, которая приобретается вместе с жизненным опытом. С таким следовало обращаться осторожнее. Впрочем, что-то в поведении чужака вызывало доверие. Абсолютно все – от его тона до манеры сидеть в седле – свидетельствовало о том, что ему
