словно призрак, поплыла прочь, всем своим видом демонстрируя отсутствие любви и нежности к живым.
Я медленно подошла к мерину. Шиваджи сообщил, что на нем английское седло, и повторил, что мне нечего бояться. Вот только ни одно другое существо не вызывало в моей душе такого трепета, как эта лошадь. Мне трудно было собраться с мыслями. Я посмотрела в сторону и увидела Авани. Служанка вышла из дома, чтобы постирать наше постельное белье в бадье, стоящей на крыльце.
– Ты о чем-то задумалась.
– Извините.
Шиваджи сложил руки на груди.
– Скажи, Сита, – понизив голос, хотя никто, кроме служанки, не мог нас сейчас слышать, произнес он, – кто будет кормить семью, когда твой отец постареет и не сможет работать?
– Я.
– Только ты. Ты должна стать дургаваси. Твой отец дважды спас мне жизнь в Бирме. Я перед ним в долгу.
Папа никогда мне об этом не рассказывал. Мне хотелось задать Шиваджи вопрос, но в этот момент взгляд его был слишком суров.
На Раджа я забралась с третьей попытки. Я ощутила огромное облегчение, когда урок закончился, а мерин не попытался сбросить меня с седла.
В тот вечер папе в его спальню принесли горячую тахари[35], а нам с сестрой велено было уходить из кухни. Ануджа уставилась на горшок, полный риса и картофеля. Ноздри ее вдыхали запах чеснока и гороха.
– Я хочу есть.
Улыбка бабки была тонкой и острой, словно лезвие моего скимитара.
– Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем идти сегодня за этим грязным животным.
Ануджа не поняла.
– За что? – тонюсеньким голоском спросила она.
Я слегка подтолкнула сестру в сторону моей комнаты.
– Мы будем читать, – сказала я с напускной беззаботностью. – Пища для разума вместо пищи для живота.
Когда мы вошли в мою комнату, я взяла с полки «Сказки братьев Гримм». Это сокровище папа подарил мне на десятый день моего рождения, сказав, что книга из Джханси.
– «Золушку» или «Белоснежку»? – спросила я.
– «Рапунцель»!
Я принялась читать сказку, надеясь, что сестра забудет о голоде и заснет. Ее глазенки уже начали закрываться, а ресницы отбрасывали тени на щеки, когда бабка распахнула дверь. Она несла поднос, на котором стояла миска, прикрытая крышкой.
– Тахари! – воскликнула Ануджа.
Она бросилась к дади-джи и обняла ее за ноги.
– Прочь!
Сестра тотчас отпрянула. Это было не тахари. Миска для тахари была сравнительно небольшой.
– Встать.
Мы повиновались. Бабка подняла крышку и принялась сыпать ложкой соль из миски на пол.
– На колени.
Когда никто из нас не сдвинулся с места, бабка пригрозила:
– Поднимите подолы ваших курт и становитесь на колени, иначе я возьмусь за палку!
Я первой подняла подол и подала Анудже
Тахари – острое кушанье на основе риса и зеленого горошка со специями.
