сомнения. Уж очень в ней много этой благородной прелести. Удивительно!
– Но как же, если она благородная?
– То есть что – как? Очень просто. Я потому и рассчитываю на вас – облава, ночь… и все кончено. Не в первый раз. Я местожительство узнал.
Наступило молчание.
– Однако до сих пор, – весело и развязно заговорил Кирюша Доронин, – вы имели дело с таким народом, который не посмел бы идти против нас, но если теперь благородная…
Рассказывавший свистнул и махнул рукой.
– Об этом не тревожьтесь! Во-первых, я вас под обух за помощь и товарищество подводить не стану, – в случае чего сам один ответить сумею, а во-вторых, тут бояться решительно нечего: птичка одна-одинешенька и живет как-то странно, на Петербургской, у церкви Сампсония. С ней старуха вроде испанской дуэньи. Романтично и таинственно. И никого у них не бывает, решительно никого, и сами они никуда не ездят.
– Так что же, ночной налет? – опять переспросил кто-то.
Кругом захихикали и засмеялись.
Орленев знал, что такие случаи в то время в Петербурге были возможны. Кутящая компания налетала на мещанский или купеческий дом, безобразничала там и потом отделывалась деньгами, подарками и, всякими правдами и неправдами, выходила чиста. Правда, что случалось не зауряд, однако все-таки случалось. Орленев думал, что делалось оно спьяна, не помня, так сказать, себя, но чтобы можно было так вот заранее уговариваться устроить облаву на честную девушку, готовиться и обдумывать разбой – этого он никак не мог ожидать. И говорили они вполне серьезно, не в шутку, и старший их первый заводил речь и просил помочь.
– Но ведь это – подлость! – проговорил Орленев.
Все оглянулись на него, и с таким удивлением, точно теперь только заметили, что он был среди них.
Однако слово было уже сказано. Орленев сам ожесточился звуком своего голоса, и не успела еще пройти первая минута общего замешательства, как он заговорил, чувствуя, что вся кровь приливает ему к голове.
– Да, это – подлость, это – разбой, и та девушка, о которой вы говорите, не может быть одна и беззащитна. Я не знаю ее, но я говорю вам, что это – подлость, – это слово, первое пришедшее на язык, он повторял невольно, – и я не позволю вам сделать это, да, я…
– Он пьян, он пьян совсем, – заговорили кругом и несколько рук охватило его и оттащило в сторону.
– Что вы делаете! – шептал ему в ухо в это время голос Кирюши Доронина. – Что вы делаете? Ведь вы оскорбляете отца Зубова, самого Зубова; это – отец князя Зубова!
Сергей Александрович не сразу понял то, о чем ему говорили, то есть что пожилой человек, предлагавший скверную затею, был отец всесильного князя Зубова.
Между тем Зубов поднялся с дивана и твердо подошел почти в упор к Орленеву. Он вполне владел собой и улыбался подходя.
– Ваша фамилия? – спросил он, сдвигая брови, точно непогрешимый начальник у провинившегося подчиненного.
Этот тон удивил Орленева, и он именно удивленно
