подъедешь часиков в шесть, – давал тем временем инструкции Вадик, – подгоним платье, парик, подберем туфли, потом на микроавтобусе поедем на место. Думаю, никто тебя не узнает. Только зачем тебе все это? – Он озабоченно посмотрел на меня. – И не говори, что ревнуешь. Скорее просто маешься от безделья.
– Какая тебе разница? Мы договорились? Договорились. А господин Антонов будет присутствовать?
– Теперь мне все понятно. – Мой сообщник заволновался. – Постарайся не устраивать шокирующих сцен. А то все останемся без работы и вообще без головы. Может, еще передумаешь? Или, боюсь, передумаю я.
– Обещаю, ничего не случится. Мы же не первый год друг друга знаем. Разве я способна на публичный скандал? И голову никому не оторвут. Это же вечеринка, а не тайное заседание. К тому же ты ведь уже сдал мне всю компанию. Я, кстати, про твою невоздержанность могу рассказать тому же Юре.
На том и расстались. Вадик остался кусать локти, а я отправилась в спортивный клуб в надежде успокоить нервы.
Нервное возбуждение сгоняет вес гораздо эффективнее тренажеров и аэробики. Меня слегка трясло, но при этом я просто физически ощущала, как сгорает лишний жир. Этому способствовало то, что в воображении моем мелькали сцены одна ужаснее другой. Хотя общее направление было похоже на фильм «С широко закрытыми глазами»: маски, плащи, жуткие ритуалы и публичные совокупления. И на всем этом фоне я в белокуром парике и каком-нибудь черном платьице из лайкры, с обтянутым задом, в белом фартучке, черных чулочках и лакированных лодочках на шпильках иду с тяжелым подносом. Словом, ужас.
Когда я на следующий день явилась к Вадику в студию, ни парика, ни черного платьица я не увидела.
– Ума не приложу, как тебя замаскировать. Парик исключается, в этот раз у нас сплошной минимализм, и вообще, очень чистая история, даже практически без макияжа, – озабоченно заявил Вадик. – И красить волосы уже поздно, – заключил он. – Придется что-то делать с прической и лицом. Вот, примерь-ка платье.
И он протянул мне что-то вроде серенького халатика, длиной гораздо ниже колена. Напялив его, я почувствовала себя сиротой. Тем временем Вадик посыпал пудрой мои волосы, отчего они стали тусклыми, а затем стянул их в такой тугой узел, что у меня заломило в висках. Потом он наложил мне на лицо тон какого-то серого цвета, накрасил ресницы и брови чем-то бежевым. В итоге получилось смазанное лицо без особых примет. На фоне белого воротничка, который украшал платье, оно казалось увядшим.
– Это уже не официантка, это – типичная уборщица, – возмутилась я.
– Ничего страшного. Побудешь немного серой мышкой. Боюсь только, кому надо, все равно тебя заприметит.
Проблема возникла с обувью.
– Думал подобрать тебе что-нибудь из моих запасов, со старых показов. Но, видимо, все будет велико. – Вадик копался в шкафу. – Вот, к примеру, подходящая пара.
Он протянул мне абсолютно плоские тапочки грязно-белого цвета. Хотя правильнее было бы назвать их тапищами, потому что размер, судя по всему, был разношенным сороковым.
– У
