выправка?! Где ваш командир?!
Потемкин предстал пред грозные очи командующего. Сердце у него сжималось. Он не отличался робостью, но фельдмаршал запугал бы и Кощея Бессмертного. Громадного роста, тучный, на мощном першероне, у которого едва пар не валил из ушей, Румянцев подавлял любого.
– Сию минуту всех сгною! Я вам розог! В солдаты пойдете!
Гриц не выдержал:
– Ваше сиятельство, осмелюсь доложить…
– Молчать! Щенок! Набрали калек в армию! Сидеть верхом не умеете, а туда же, турка бить!
Григорий почувствовал, что его заливает холодный гнев. Если он сейчас же не осадит эту наглую скотину, то просто разорвется изнутри.
– Не смейте на меня орать! – рявкнул он. – Извольте обращаться по уставу!
– Да как ты…
Потемкин не слушал.
– Я сам кричать умею! Мои кавалеристы прекрасно обучены! Смогут продемонстрировать любой маневр. Прямо на этой дороге. Надо – сметут телеги и пехоту в кювет. Надо – пройдут из головы колонны в хвост, никого не побеспокоив. Это мы взяли укрепления под Хотином! Это мы отбили полон у Осман-паши…
Он осекся, потому что фельдмаршал, сидел, подбоченясь, и хохотал во все горло.
– Кричать ты умеешь. Это точно, – покатывался он. – Хотин – хорошо. Осман-паша – еще лучше. Но что это за выправка, сынок? Где вас учили?
Потемкин сложил руки рупором и проорал нарочито зычно:
– Слушай мою команду: на манеж! Рысью!
Кавалеристы мигом подтянулись. Спины выпрямились. Ноги пришлось выпростать из стремян – коротковаты для правильной посадки. Лошади, казалось, без всякого понукания перешли на рысь.
– Красиво, – бросил граф. – Почему постоянно так не ездите?
– Для сбережения сил. Люди отдыхают. По-казачьи вольнее будет.
– Ладно. Черт с тобой, – фельдмаршал махнул белой пухлой ладонью. – Ишь горластый выискался. Фамилия?
– Григорий Александров сын Потемкин! – отрапортовал Гриц.
Граф раздумчиво пожевал губами.
– Потемкин… А не ты… Да нет, не может быть… Не твой родственник заместителем обер-прокурора Синода служит? – По лицу Румянцева пробежала тень. – Мне здесь кузены столичных шишек не нужны. Награды чужими руками загребать!
– Это я, – смутился Григорий. – Служил в Синоде под началом господина Милиссино. Имею чин камергера при дворе… Но ведь теперь война. Какой Синод?
Граф ошалело мотнул головой. У него в мозгу не укладывалось, что петербургский хлыщ с хлебной должности сиганул в окопы. Зачем? Из каких побуждений? Либо спятил, либо… слишком высоко метит. Скорее, второе. Румянцев повеселел. А парень не промах. Ему нравились такие.
– Небось теперь в генералах ходите? – буркнул он. – В первом же деле проверю. И если что, лишу списочного чина.
Сейчас смешно было об этом вспоминать.
