я был молод, мой учитель, прославленный волшебник, говорил мне:
– Бойся мнения людей, мальчик мой – оно служит им, но не нам. То, что ты сочтешь магией, они назовут обманом, и поверят этому. Их мнение для них всегда будет весомее истины.
Я смеялся над ним, самоуверенно полагая, что старик бредит, будучи в себе не слишком уверен. Как и все молодые люди, я считал себя самым умным. Учитель же мой вздыхал, глядя на меня – ему было слишком хорошо известно, где кончается любое самомнение. Знал он и то, что однажды я буду глубоко сожалеть о собственной глупости; впрочем, до этого было ещё далеко, а пока я мог спокойно кормить своё юношеское эго собственным идиотизмом.
Я преуспел в науке волшебства, и к тому времени, когда учитель мой отошёл в мир иной, был уже довольно известным магом – и преемником старика. Свой жезл он завещал мне, однако наказал, чтобы я был осторожен в обращении с ним.
– Он обладает своей волей, и не потерпит самоуправства, – предупредил он, уже готовясь отдать богам душу, – запомни, что тебе придётся заплатить за любое волшебство, причиняющее вред…
Старик умер. Жезл остался у меня. Я торжествовал – был я молод, хорош собой, и умён, как мне казалось, – ничто не могло помешать мне сделать блестящую карьеру.
Что-что, а это мне удалось. Короли, цари, императоры и князья падали ниц предо мной, моля о помощи, женщины сходили с ума от моей улыбки – и, стоило лишь захотеть, отдавались мне там, тогда и столько раз, сколько было угодно мне. А мне было очень даже угодно.
Я творил магию самозабвенно, не замечая, как мои глаза, когда-то ясные, стали жестокими, губы цинично изогнулись, а интересовать меня стала лишь нажива. Иными словами, я пал так низко, как только мог пасть маг – я нарушил обет человеколюбия, данный старому учителю, и катился по наклонной так стремительно, что ветер свистел в ушах.
Теперь никто не звал меня магом – меня звали как угодно – манипулятором, подлецом, лжецом, шарлатаном – но звание мага я потерял. Жезл старика отказался служить мне. В день своего тридцатилетия я проснулся дряхлым старцем, разбитым болезнью. Жители моего городка, прознав о моей слабости, изгнали меня.
Быть магом, мальчик мой, это тяжкая ноша. Лучше избери себе другую работу – ибо власть убивает самые благие помышления и устремления. Я ведь собирался служить людям – а погляди, во что я превратился… а ведь мне нет ещё пятидесяти. Беги от магии, сынок, если слаб духом – она совратит тебя, вывернет наизнанку и оставит умирать на обочине дороги…
Так говорил дряхлый старик цветущему юноше, сжимая в скрюченных пальцах палку, испещрённую рунами. Юноша слушал, кивал, а в голове его зрел план – он уже видел, как отнимет у старика посох… Он видел своё славное будущее. Он полагал старика сумасшедшим и втайне насмехался над ним.
А старик смотрел на него и вздыхал…
Верховная жрица
Папесса, или верховная
