что вы меня здесь встретили, батюшки! Наконец-то я могу расспросить надёжных людей о том, куда мне идти и что делать! Знаете, там, за этими деревьями, осталась горная пустыня. Я шёл по ней целых три дня, а в самом начале мне встретился бес-обманщик, который прикидывался моим другом, а сам хотел заманить в ловушку. Он выглядел как погорелец и был совсем лыс, весь в лохмотьях.
– Погорелец! – закивал Иоанн. – Он всех вновь прибывших путников так смущает! Подлавливает простаков и морочит им голову! Ты молодец, что не попался!
– Да, – зазвучал мягкий серебристый голосок святой Варвары, – этот негодник уже немало душ погубил! – И на глазах её выступили горячие слёзы, будто она сожалела о каждой потерянной для Рая душе, как о своём погибшем чаде.
Никодим несколько успокоился от такого искреннего заверения, однако ещё один вопрос тревожил его смущённую душу.
– Он также сказал мне, что те высоченные горы – это всё мои земные грехи. Я шёл три дня и видел сотни гор, вершины их почти доставали до небес. Правда ли это и значит ли, что я великий грешник? – с тревогой спрашивал Никодим, ибо эта мысль в глубине души всё же преследовала его все эти дни.
Все трое рассмеялись ещё громче прежнего. На этот раз отец Серафим ответил ему:
– Успокойся, сын мой! Никакой ты не великий грешник! Ты разве не заметил, что все эти горы состояли из миллионов маленьких песчинок? Так вот каждая песчинка, а не каждая гора, – это твой земной грех! Ты видел сотни гор, но каждая из них состояла из миллионов маленьких грешков, которые ты повторял изо дня в день, поэтому эти горы и были так похожи друг на друга! Так что успокойся, нет на тебе ни одного великого греха – всё мелкота нестоящая.
Никодим побледнел и, заикаясь, ответил:
– Но… но, как же так? Столько грехов? Значит ли это, что я обречён, что меня ждут вечные муки Ада? Я ведь семь лет… в монастыре! Я молился, причащался, постился! Это не справедливо! – чуть не взвыл он под конец своей тирады. Вдруг его осенило, и он с подозрением взглянул на своих собеседников. – Вы ведь вначале называли меня «великим подвижником», какой же я подвижник с таким возом грехов?
Святая троица чуть растерянно переглянулась между собой, и Иоанн Креститель примиряющим тоном проговорил:
– Успокойся, сын мой. Хоть итогом твоей земной жизни и стала свалка шлака, но ты же, несомненно, совершал и добрые дела? Ты помнишь хоть что-то благородное, возвышенное за собой? Есть ли что-то, чем бы ты особенно гордился?
Никодим на секунду задумался, а затем радостно воскликнул:
– А как же! Есть! И немало! Да я столько добра в жизни совершил, столько дел добрых!
– Так, так, – оживился согбенный старичок, и глазки его сузились в хитром прищуре, – давай, выкладывай нам всё! Будем складывать твои добрые поступки вон на том поле, – и он указал на свободное от деревьев и кустов
