и известного ему директора магазина Галкина. Дама в зимнем парике обернулась к Кудасову и Данилову, вся возбужденная и пылкая:
– А вот тот-то, тот – кто, в сером костюме?
– Комментатор-международник, по телевизору выступает, – обиженно сказал Кудасов. – И сюда просочился!
– Да нет! Не тот в сером костюме, а который в сером костюме сзади шел!
– Врач.
– Косметолог?
– Диетолог.
– А гинеколог где же?
– А я почем знаю! – Сердитый Кудасов отвернулся от дамы, прохождение комментатора-международника в числе распорядителей, видно, поубавило в Кудасове куртуазности.
Важные люди прошли, закрыли за собой дверь. В прихожей сразу стало шумно, в очереди вот-вот должно было возникнуть движение. То, из-за чего не выспались и не курили в коридоре, начиналось.
– А вы что же, не сумели сюда пробиться? – сказал Кудасов. – Или проспали?
– Да как-то недосуг было…
– Вот и зря… А впрочем, я вас знаю… – покачал головой Кудасов. – Вы человек беспечный, живете только нынешним днем. Думать о будущем вам и в голову не приходит… И детей у вас нет…
– Да уж куда тут… – вздохнул Данилов.
– Номер первый! – деловито прозвучало в прихожей.
И стали номера по очереди проходить в комнату с комиссией, или как там ее называть, а оттуда возвращались вскоре и теперь уже, довольные, шли к выходу. Очередь двигалась потихоньку, Данилов расстегнул все пуговицы пальто, а лохматую нутриевую шапку, чудом купленную ему Муравлевым в пригородном меховом ателье за двадцать рублей, повесил на криво загнутый угол оцинкованного корыта. Он прикинул в уме скорость движения очереди и понял, что проведет здесь полтора часа. «Ну, Клавдия!» – погрозил он подруге профессора Войнова. Впрочем, и сам он был хорош!
Но вот отметился Кудасов, улыбаясь и засовывая бумажник в потаенный карман пиджака, прошел мимо Данилова. А через четверть часа вызвали и номер двести семнадцатый. Данилов двинулся было на вызов, но вдруг ему стало жалко нутриевую шапку, висевшую теперь от него далеко, не хотелось бы ее терять, а тут еще прихожую пересек со сковородкой в руке, направляясь, видно, на кухню, румяный тридцатилетний отрок Ростовцев, и Данилов отметил, что обаятельный-то он обаятельный, но в сущности пират и, наверное, где-то прячет клад.
– Номер двести семнадцатый, – сказали опять.
«Ну ладно, – подумал Данилов. – Шапка не инструмент, да и демонических сил здесь нет…» И он пошел в большую комнату, видно столовую.
– Номер двести семнадцатый?
– Да, – улыбнулся Данилов, – двести семнадцатый…
И он предъявил ладонь с чернильными цифрами.
Спрашивал не Облаков, социолог и доктор наук, хотя Данилов сразу понял, что он тут главный, а крупный пегий человек в пушистых баках и усах, сидевший на три стула левее Облакова. Он держал ручку и имел перед собой зеленую тетрадь,
