я. Оберегаю от поступков разных, да слежу за тем, чтобы мешок твой не наполнялся мусором всяким, а ты ругаешься…
– Врешь! Ангелы не разговаривают.
– Куда деваться, если бестолочь мне попалась. Молчал, молчал, да вот не выдержал… Сколько ты себе уже проблем-то нажил! Неужели не чуешь, что живешь как-то не очень?
– Очень, не очень, при чем здесь это?
– А притом, что мешок снять надо. Понял?! Наполнился он. Вот-вот видимым станет. А этого случиться не должно. А ты вот все не остановишься никак. Суетишься, мечешься. Жену обидел, сыновей не поддерживаешь, хотя знаешь: плохо им сейчас. И мать навестить надо, а ты все – дела, да дела. Вот и дела! Нельзя так.
Попыхтев, хлюпая сапогами и моргая от холодных капель, покачиваясь, как пьяный, я поплелся домой.
– Молодец! Обсохни, обогрейся, помозгуй! Глядишь, что-нибудь и надумаешь путевое.
Мокрый, грязный, едва держась на ногах, я готов был поверить во что угодно. А Ангел все говорил и говорил, напоминая мне о моих просчетах, совершенных ошибках и глупых поступках. Зажав ладонями уши, пытаясь защититься от назойливых обвинений, булькающих в голове, добрел до дома. Прикрыв дверь, скинул сапоги и набросил на плечи фуфайку. А потом как подкошенный стебель сел на ступеньку в сенях.
– А что за мешок-то? У меня нет никакого мешка. И никогда не было.
– Есть. Он у всех есть. Пощупай за спиной. Пощупай!
И я пошарил – ничего!
– Он там, там. Пуще шарь-то. Должен быть, некуда ему деться. У некоторых людей он такой большой, что они от тяжести горбятся да сгибаются, прижимаясь к земле. Еле ноги волочат. У них из рук все сыплется, а они все чего-то бухтят, ворчат недовольные: тот виноват, да этот.… А сами не понимают, что мусор носят. Цельную кучу.
Пока Ангел мучил меня нравоучениями, я расцарапал себе спину, сопя и запрокидывая руки, но только убедился в отсутствии чего бы то ни было, в частности – мешка.
– Таким способом ничего не найти. Не так искать надо.
– А ты откуда всё знаешь? Про мешок, про меня. А, Каспер?
– Опять дразнишься. Просто знаю. Мне ли не знать, как ты сорок семь лет носил «пустое».
– Издеваешься!
– Мил человек, да не издеваюсь, а рассказываю, что да как. По божьей инструкции. Сам посуди. Полночи гонялся за мной – зачем? Что приобрел?
Ты вон в дом зайди. Стыдно? Нет чтобы по человечески! А мешок этот невидим, потому что пустое собирает. Ты что-то не то сотворил, а он не дремлет, хвать, и тяжелее стал. И вопросов у тебя куча, проблем хоть пруд пруди – полнехонько. Ты выкручиваешься, страдаешь и веришь в чушь. Заблуждаешься, конечно. О главном забываешь. Ясное дело, молочные реки да кисельные берега всех интересуют, только не задумывался ты, чем это вернется? Точно не сторицей. Вот и тяжёл мешок – истощал душу. Гляди, как похудел-то! Боже ты мой, смилуйся над сыном! Дошло? Нет? Чудак…
А потом
