жена моя плачет, стонет, детей голубит.Ай, кто-то нас прячет, но не любит,
не любит!
Запас-то досуха выжат,
год еще только начат,
Ему самому бы выжить,
а он еще этих прячет.
Ай, что бы с нами стало б! —
думаю целый день я.
Нет у нас просьб и жалоб —
только благодаренья.
Всюду ущерб и вычет.
Мы не приносим выгод.
Дети – и те не хнычут,
чтобы себя не выдать.
Ай, почему нас прячут?
Может быть, что-то знают?
Может быть, это значит,
что мир не навеки занят?
Ай нет, он занят навеки,
Не те придут, так другие,
Зэки, ардипитеки, черные, голубые.
Прячут нас, не готовясь
к будущей смене жанра,
Прячут, поскольку совесть,
а не поскольку жалко.
Прячут в зловонном месте,
темном, где хлам сложить бы, —
Но для своей же чести,
а не для нашей жизни.
Ай, может, они боятся, думая о прошедшем,
Что нашим богам еврейским
мы что-то про них нашепчем?
Ай вы, глупые люди, дети скупой скудели!
Будь у нас Бог еврейский —
разве б мы тут сидели?
Ай, за час до итога что-то переломилось.
Нет у нас больше Бога,
а только чужая милость.
Здесь суждено окопаться ей, смотрим
а только чужая в ее жерло мы,
И до конца оккупации, видно, не доживем мы.
Больше уже не молимся мы гордости
и доверью.
Ай, вероятно, в молодости
давно бы я хлопнул дверью,
Ушел бы из этой милости, подачку вернул,
как равный, —
Но знаю: любые вымыслы
бледнеют пред тою правдой.
Долго я думал, боже,
на что это все похоже.
Боже, терпеть негоже, но дай нам
и завтра то же!
Мысли не бродят, слова не значат,
сущность чужда названью.
Хуже ли то, от чего нас прячут?
Хуже.
Я это знаю.
«Какие споры, какие деньги, о чем речь…»
Какие споры, какие деньги, о чем речь,
какие семьи, какие сборы, какой газ?
Нам надо бросить это все и подстеречь,
что после схлопывания останется от нас.
Содержание эпохи – ее крах,
ему подвержены лиана, дуб и злак;
содержание этой урны – общий прах,
на этом прахе будет начертан один знак.
Без величия момента – момент плох,
в ком нет трагического чувства – тот клоп.
Сейчас величие момента в том, что Бог
на нас, толпящихся у края, глядит в лоб.
Мой слог отрывист, дыханье рвано, взор
сущность тускл,
мои слова еще не новы, но звук нов.
Передо мной, насколько вижу, лежит спуск
в лиловую бездну, вечную бездну
моих снов.
Не всякий дожил
