дату прямого эфира. В знаменательный день и час я выпроводила дочку и зятя в кино, мужа на дачу, внуков к соседям и заперлась, чтобы уж ничто меня не отвлекало.
Иволгина оказалась жёлчной тощей тёткой в училкином костюме, с жидким белобрысым хвостиком.
Она сразу наметила жертву – осторожно улыбающуюся женщину с явно свежей круговой подтяжкой – и коршуном набросилась на неё.
– Вау, к нам пожаловала маска Гиппократа?! Осторожнее улыбайтесь: вдруг лицо треснет за ушами как переспелый арбуз, а у нас только аптечка первой помощи. Не слышу, что вы там лепечете? Вам нельзя раскрывать рот больше миллиметра!
Её соседки попытались вступиться, но Королева Уродов немедленно переключилась на них:
– Опаньки, у нас в гостях очаровательные Билли, Вилли и Дилли! Кря-кря! Ути вы мои губастики! А где же ваш щедрый дядюшка Скрудж, спонсировавший дутые силиконовые губки? Уж не этот ли хряк, пускающий лысиной солнечных зайчиков? Вы уж её не забывайте каждое утро бархоткой полировать! А я-то думала, в студии повесили дискотечный шар!
В нужных местах фонограмма выдавала за сценой взрывы смеха, чтобы зрители догадались, в каких местах следует смеяться.
Маша сидела в первом ряду, оттянув плечи назад, выпятив пышную грудь. Перед отъездом она побывала у косметички и парикмахера: подкорректировала губы гилауронкой, начесала на самые глаза густую белокурую чёлку, заплела косу и перебросила её через плечо. В косу вплела пышный голубой бант, в цвет глаз. Наращенные ресницы были такой длины и твёрдости, что когда Маша моргала, они, казалось, пластмассово клацали на весь зал.
Я видела, как Маша кинула на сцену записку с прицепленными к ней школьными фото, и теперь полыхала алой зарёй. Иволгина в своей тесной юбочке прицокала на четырнадцатисантиметровых шпильках, нагнулась за запиской и призывно помахала ею в воздухе.
– Упс! Кого я вижу? Подружка дорогая, просим на сцену!
Маша вышла, не веря своему счастью, не чуя под собой ослабших ног, нащупывая кончиками туфель половицы – навстречу своему Звёздному часу.
– Оператор, крупный план! О кей! Да это же вылитая Бурёнка из Маслёнкина! Это что у тебя – колокольчик? – она острым ногтём бесцеремонно поддела Машин медальон на груди. – Вау! А какое роскошное вымя – лифчик не жмёт? Сколько молока надаиваем? По дружбе (это моя одноклассница, господа!) – прошу у Бурёнушки экологически чистого молока! Молочные ванны так молодят!
Гомерический хохот в зале. Иволгиной с готовностью несли чистую трёхлитровую банку. Я, мучаясь, выключила телевизор, стараясь не смотреть на Машу…
– Знаешь, что я первое услышала, когда села в вагон? «Мама, смотри, тётя из телевизора! Бурёнка из Маслёнкина!» На меня приходили смотреть из соседних вагонов, щёлкали на телефоны! Господи, как я не умерла от стыда! И когда я вышла на перрон, все оборачивались и фыркали. Дети – они же непосредственные! – кричали:
– Бурёнка из Маслёнкина пришла, молочка принесла!
