у нас – другой. Всегда найдётся тот, кто будет недоволен и будет говорить, что это плохо, и как же вы воспитываете население. <…> Ну уж если совсем что-то неприличное, мы просим не допевать до конца или закрываем каким-нибудь «ку-ка-ре-ку». Но зато народный колорит какой! <…>
Бабулька одна пронзительным голосом пела: «На колготках «Пилигрино» // Мой повесился сосед, // До чего висит красиво, // Ни одной затяжки нет». Грандиозно же! Есть уникальные частушки по мысли и по исполнению. А все, что поются про политику, говорят о рейтинге. Включаете «Эх, Семёновна!» и понимаете, кто популярен, кто нет, кого любит народ, кого не любит[14].
Впрочем, через какое-то время передачу стали перебрасывать с одного канала на другой. Судьба «Эх, Семёновна!» повисла на волоске. Но взамен неё, на радость Марине, началось сотрудничество с «Утренней почтой». И это тоже стало заметным этапом в её телевизионной биографии. Но об этом позже.
Дом
Первые воспоминания о маме? Они такие отрывочные… Мне три или четыре года. Мама возится со мной, а я знаю, что утром ей на гастроли, и потому незаметно привязываю пояс от её халата к своему пальцу. Потом я просыпаюсь, а мамы уже нет.
Дочь Марины Голуб – Анастасия – вспоминает:
– Перед сном она рассказывает мне сказки. Сочиняет на ходу просто фантастически. Мы, валяясь в кровати, вместе умираем от смеха. Ни о каком сне не может быть и речи. Мама рядом, я безмерно счастлива.
Чего я только ни делала, чтобы она не уезжала! Но актёрская профессия жестокая. Маме приходилось уезжать.
Со мной поочерёдно сидели все члены нашей семьи: прабабушка Настя, бабушка Люда, когда сама не гастролировала, и дедушка Гриша, который всегда был рядом. Вот фактически у них на руках я и росла.
Но чем прекрасна жизнь артистического ребёнка? Все испытывают бесконечную вину перед ним и заглаживают её подарками. Мама меня буквально одаривала самыми невероятными игрушками и нарядами, каких ни у кого не было…
А потом она стала меня брать на гастроли. Ей единственной разрешали это делать, потому что я была очень тихим ребёнком. Я могла часами сидеть молча и рисовать. А иногда начинала странно танцевать. Слышала какую-то музыку внутри и двигалась. Я обожала мыть посуду, как смешно это ни прозвучит. Ещё совсем маленькой я могла перемыть всю грязную посуду после огромных застолий. А их в нашем доме случалось огромное множество. Столы накрывали с широтой и лёгкостью. Мама и бабушка прекрасно готовили и меня научили.
У нас в доме было железное правило: если мама спит – должна быть гробовая тишина. Я помню, как впервые смотрела по телевизору балет. А потом увидела балет в Большом театре и пришла в неописуемый восторг:
– Мам, представляешь, они танцевали под музыку!
– Конечно, под музыку. Это же балет.
– А я знаю один балет, который танцевали без музыки.
– Такого не может быть.
– Целый балет, мама, поверь мне.
Мама заулыбалась,
Заславский Григорий. Полевой судья: ннтервью с Мариной Голуб // Независимая газета, 16 дек. 2000.
