свою территорию, либо они начнут воевать друг против друга и падут в итоге жертвами экспансионизма других стран.[389]
В 1787 году представители тринадцати колоний собрались в Филадельфии для пересмотра статей конфедерации. Итоговое обсуждение, одна сторона которого вошла в историю благодаря спорам между Александром Гамильтоном, Джоном Джеем и Джеймсом Мэдисоном в газете «Федералист», в основном опиралось на приоритет внешней политики. «Безопасность от внешней угрозы, – писал Гамильтон в ноябре, – вот наиболее могучая сила, определяющая поведение народа».[390] Именно с этой точки зрения Мэдисон и Гамильтон изучали «федеральную систему» Германской империи и признали ее «немощным телом, не способным к управлению собственными членами, одолеваемым нескончаемым брожением в кишечнике и беспомощным перед внешними угрозами». Далее они отмечали, что «военным приготовлениям должны предшествовать столь долгие и утомительные дискуссии, вызванные ревностью, гордостью, различиями во взглядах и столкновением претензий суверенных органов, что, прежде чем сейм примет какое-либо решение, враг уже подступит к воротам». Даже если преодолеть многообразные препятствия на пути к единению, полагали Мэдисон и Гамильтон, «никто из соседних стран не потерпит революции, которая наделила бы империю силой и могуществом соответственно именованию». Что касается Польши, она «совершенно не пригодна к самоуправлению и самообороне и давно сдалась на милость могущественных соседних стран, которые недавно милосердно избавили ее от трети территорий и населения».[391] Среди всех европейских прецедентов лишь один заслужил одобрение «Федералиста» – англо-шотландская уния 1707 года, когда две страны, прежде столь недружественных, объединились для противостояния врагам. Джей увидел здесь «единый и совершенный союз», если воспользоваться словами из послания королевы Анны шотландскому парламенту в июле 1706 года, которое он сочувственно процитировал и прибавил, что уния является примером для Американской республики.[392]
Конституция, текст которой был согласован в Филадельфии в 1787–1788 годах, показала, что американцы учились на собственном опыте и на опыте британцев, немцев и поляков. Подобно шотландцам с англичанами, они внесли в преамбулу упоминание о готовности к «более совершенному союзу». Ни один штат не получил права вето. Все решения на конвенте принимались большинством штатов, единогласия не требовалось. Сильная исполнительная власть была установлена в форме президентства, которому поручалось проводить внешнюю политику и заключать договоры, но последние подлежали одобрению обеими палатами Конгресса – сенатом и палатой представителей. Американцы учли случившееся в Польше, а потому была учреждена коллегия выборщиков – по предложению аристократа-южанина, представителя Южной Каролины Пирса Батлера, чтобы затруднить внутренние интриги и возможный подкуп со стороны иностранных государств.
О страхе колонистов перед расколом и повторением опыта итальянских городов-государств: David C. Hendrickson, Peace pact. The lost world of the American founding (Lawrence, Kan., 2003), p. 63.
Federalist Paper no. 8, 20.11.1787, in Pole (ed.), Federalist, p. 37.
Federalist Paper no. 19, 8.12.1787, in Pole (ed.), Federalist, pp. 99–102. For the impact of the Polish partition on the constitutional convention see Frederick W. Marks, Independence on trial. Foreign affairs and the making of the constitution (Baton Rouge, 1973), pp. 3–51, especially p. 33.
Federalist Paper no. 5, 10.11.1787, in Pole (ed.), Federalist, pp. 17–18.
