в хранилище, мой хозяин не мог свериться со всеми нужными юридическими источниками. Уверен, он к тому же еще и нервничал из-за перспективы противостоять Клодию лицом к лицу. Быть побежденным врагом в уличной сваре – одно, но проиграть ему в законных дебатах? Это была бы катастрофа.
В ту пору коллегия понтификов располагалась в старой Регии – говорили, что это самое древнее здание в городе. Так же, как его современный преемник, здание стояло там, где Священная дорога разделяется, входя на форум, но шум этого оживленного места полностью гасили высокие толстые стены без окон.
Освещенный свечами полумрак внутри заставлял забыть о том, что снаружи ясно и солнечно. Даже зябкий, могильный воздух имел священный запах, словно его не тревожили более шести сотен лет.
Четырнадцать или пятнадцать первосвященников сидели в дальнем конце полного людей помещения, ожидая нас. Единственным, кто отсутствовал, был их глава, Цезарь: его кресло, более крупное, чем все прочие, стояло пустым. Среди первосвященников было несколько знакомых мне: консул Спинтер, Марк Луций – брат великого полководца Луция, который, по слухам, недавно лишился рассудка, и его держали взаперти в его дворце за пределами Рима, – и два начавших приобретать известность молодых аристократа, Квинт Сципион Назика и Марк Эмилий Лепид. Кроме того, здесь я наконец-то увидел третьего триумвира – Марка Лициния Красса. Курьезная коническая меховая шляпа, которую полагалось носить понтификам, скрывала самую отличительную его черту – лысину. Его хитрая физиономия была сейчас совершенно бесстрастной.
Цицерон сел лицом к остальным, а я устроился за его спиной на табурете, готовый передать ему по его требованию любой документ. За нами сидели именитые граждане, в том числе и Помпей. О Клодии же не было ни слуху ни духу. Перешептывания постепенно стихли, и вскоре молчание уже становилось гнетущим. Где же Публий Клодий? Возможно, он не смог прийти… С этим человеком никогда не знаешь, чего ожидать. Но в конце концов он с важным видом вошел, и я почувствовал, что холодею при виде того, кто причинил нам столько мук.
«Маленькая Госпожа Красотка» – так обычно называл его Цицерон, хотя сейчас, в среднем возрасте, Клодий перерос это оскорбление. Его буйные светлые кудри были теперь пострижены так коротко, что облегали его череп, словно золотой шлем, а толстые красные губы больше не были надуты. Он выглядел суровым, худым, презрительным – этакий падший Аполлон.
Как это часто случается с самыми злейшими врагами, сначала он был другом моего господина, но потом слишком часто начал преступать закон и мораль, переодеваясь в женщину и оскверняя священный обряд Доброй Богини[28]. Цицерон вынужден был дать против него свидетельские показания, и с того дня Клодий поклялся отомстить ему.
Теперь же Клодий сел в кресло в каких-нибудь трех шагах от Марка Туллия, но тот продолжал смотреть прямо перед собой, и эти двое так ни разу друг на друга и не взглянули.
Верховным понтификом по возрасту был Публий Альбинован, которому было лет восемьдесят.
Добрая Богиня (
