как мы снова будем вместе!
Заметив, что Андрей наблюдает за нами из прихожей в приоткрытую дверь, я отпрянула от матери и отвернулась. Возможно, если бы отец оказался совсем другим, таким, каким бывают хорошие отцы, мне было бы легче. Впрочем, хорошие отцы не отказываются от своих детей. И чего я ожидала?
Мама заправила мне кровать новым бельем, а затем позвала на кухню ужинать.
Кухня в квартире отца была огромной, метров двадцать. Встроенные шкафчики и техника – все серебристое и блестящее. Вместо обеденного стола длинная барная стойка. Ничего общего с нашей крохотной кухонькой со старой плитой, ставшей уже из белой желтоватой. Но, несмотря на всю модность и современность обстановки, я не чувствовала себя уютно. Здесь было как-то слишком просторно, холодно и голо.
Андрей заказал суши и роллы. И был изумлен, это читалось в его взгляде, когда заметил, что мы с мамой не умеем есть палочками.
В наше оправдание я брякнула:
– Мы предпочитаем суп, – и, бросив палочки, взяла вилку и воткнула в ролл.
Мама негромко засмеялась и тоже отложила палочки. Сейчас – в домашнем платье, без макияжа, немного смущенная, она мне показалась очень красивой и молодой. Конечно, в ней не было той глянцевой красоты, которую наверняка предпочитал этот пижон Андрей. Мамино лицо даже по выходным носило отпечаток усталости, а в больших серых глазах словно застыла тоска. Она не выглядела моложе своих лет, но в ее характере всегда было что-то порывистое, взбалмошное и юное, заставляющее мужчин, которые успевали узнать ее лучше, влюбляться в нее. Дома у нее было несколько преданных поклонников. Правда, мама частенько говорила, что ей никто не нужен.
Сейчас, наблюдая за ней и Андреем, я видела ее другой. Она робела перед этим мужчиной, в ней появилась неприсущая ей кротость, и скулы розовели от каждого его пренебрежительно брошенного взгляда.
Я не знаю, что чувствовала она, вынужденная сидеть напротив мужчины, которому было наплевать на нас шестнадцать лет, да и сейчас, но я его просто возненавидела.
Мама тронула меня за плечо и неестественно веселым голосом предложила:
– Стефания, расскажи немного Андрею о себе!
– Это что, интервью? – ощетинилась я.
Одна бровь отца изогнулась.
– Что за странное имя! Над тобой в школе не смеются?
– У нас прибалтийско-польские корни, это имя выбрала для меня прабабушка. И нет, никто надо мной не смеется в школе!
Андрей поднял на меня глаза, наши взгляды скрестились, как шпаги.
– И как мне тебя звать?
Я молчала. Потому что не хотела, чтобы он меня вообще как-то звал.
– Друзья зовут ее Теф, – подсказала мама. – Я иногда зову Фаня. Милая, не хочешь рассказать Андрею…
– Не особо, – я соскочила с высокого табурета, – устала, пойду спать.
Выходя из кухни, я услышала, как Андрей раздраженно спросил:
– Она всегда такая дерзкая?
– Нет. Она хорошая девочка. Ей просто трудно. Она в чужом городе, остается с чужим, по сути,
