до поджогов дело доходило.
Петр вошел в дом, за ним его потешка – арап с графитовой доской, на которой Абрам записывал важные мысли, приходившие внезапно на ум государю. Встретил царя вице-канцлер по всем правилам: стол заставлен яствами, на подходе уж и лапша куриная, и пироги, золотую чарку водки лично поднес. Царь выпил, крякнул и приказал:
– Баб зови пить за мое здоровье.
Слово государя – закон, а он всегда баб требовал за стол, так что хошь не хошь – а сажай. Вскоре на одной половине стола сидели мужчины, а на другой – женщины. Абрам откровенно скучал, не любя пьяные разгулы государя, который, напившись, а делал он это часто, становился невменяемым.
– Пейте! – то и дело повторял Петр.
И все безоговорочно выпивали до дна полные чарки водки, а она уж не лезла внутрь. Кое-кто и под стол упал, а царю было все мало, он пуще прежнего веселился.
– А кто та черноокая красавица? – спросил Петр Шафирова. – Почему не пьет?
– То дочь моя, государь.
– Позвать!
Юная Шафирова подошла к государю, присела, не смея поднять глаз на Петра. Тот налил водки добрую чарку, протянул девушке:
– Пей!
– Благодарю, государь, – ответила она, – я не пью.
Абрам со страхом и любопытством изучал девушку, посмевшую отказать Петру. Что-то будет!.. Царь наградил ее пощечинами:
– Скверное еврейское отродье, я научу тебя слушаться!
На щеках девушки алели пятерни, а в глазах дрожали слезы. Она выпила, присела в извиняющемся поклоне и отошла к окну. О, эти черные глаза! Они живо напомнили Абраму сестру Латану. Арапчонок подошел к Шафировой, погладил по руке девушку, та повернула к нему лицо в дорожках из слез и тихо прошептала:
– Мы всегда будем чужими, Абрахам.
Эти слова задержались в его памяти на всю жизнь.
Петр пил еще долго. Абраму страшно хотелось спать, а царь и не думал ехать домой. Дочь Шафирова сидела скромно в углу, Абрам положил голову ей на колени и дремал. Но вот с удивлением заметил, что царя не стало в трапезной. Уехал, забыв Абрама? Мальчик помчался искать господина. Перебегая с лестницы на лестницу, он уловил ухом глухой голос Петра. Абрам – туда, в закуток под лестницей. Да так и замер в недоумении. Девка в холопском платье сидела у государя на бедрах, бесстыдно выставив ноги, да еще повизгивала:
– Да что же это, Петр Алексеевич… Неужто можно обидеть девушку? Пустите…
– Я тебе колечко подарю, дура, – шептал в запале Петр.
Абрам выпятил нижнюю губу, а плечи поднял к ушам, не понимая происходящего. Петр припер девку к стене и толкал задом, зачем-то кусал ее. Вдруг царь повернул к нему лицо и грозно свел брови:
– Пошел вон, сукин сын!
Абрам поплелся восвояси с выпяченной губой, пожимая плечами…
Наконец хлынул дождь. Сразу же запахло свежестью, стало легче дышать. Пар
