style="font-size:15px;"> Е. Очень интересна такая форма заданий, не раз использовавшаяся при работе со студентами, как завершение фразы, выражения.
Ж. Живую реакцию вызывают и задания, связанные с предложением дать свое объяснение того или иного образного выражения, обрисовать словами картинку, которую оно рождает.
И, наконец, З. Записи историй, рассказанных дедушками, бабушками, знакомыми. Это уже прямая краеведческая работа, которая не только обогатит наши знания о своем крае, его людях, но и позволит детям почувствовать, из каких крупиц складывается то, что может стать достоянием исторической науки.
Попробуем на примерах, взятых в нашем городе, показать, что здесь возможно и какие сокровища нередко оказываются рядом с нами. Приводя примеры, авторы исходят из доступного им лично и заранее извиняются за то, что круг этих примеров очень ограничен. Не учтен опыт местных библиотек, и многое, многое иное. Но это лишь, один маленький шажок, лишь примеры, демонстрирующие то, что возможно при движению по обозначенному пути.
Начнем с Первого. Уже к трем годам малыши занимаются естественным для них словотворчеством. У маленького Д. (2 г. и 4 мес.) пылесос именуется колесосом, лунаход – юханодом, карусели – сосулели, а мотоцикл звучит, как молотикл. Слово же светляет заменяет слово светает.
Очень интересно сопоставить детское словотворчество с языками других народов. Например, если речь идет о русском языке, то со славянскими, логика развития которых показывает, что рождаемые детьми слова, органичны. Например, на болгарском мороженое – сладолед, а на чешском красавица – это урода. А почему бы и нет? Ведь и те, кого на русском называют уродами, а на чешском – красавицами, таковыми обычно являются от рождения, то есть родились такими.
Что же касается собственно детей, то уже к двум с половиной годам, фантазии нередко плещут из них, как ленты и платки из рукава фокусника.
– Папа, на! – и кроха дает отцу в руки палку, которой он вместе с отцом раздвигает шторы (это – лук), и обломок игрушечной стрелы.
– Стреляй! Его ручонка указывает на угол подле балконной двери. Отец мечет стрелу – «стреляет».
– Малыш бежит к стене, подбирает и, зажимая ртом, приносит папе стрелу.
– И снова: «Стреляй! Стреляй!»…
Оказывается, он – царевна-лягушка, а папа, прихотью его воображения, Иван-царевич. И сын, как и всякая порядочная и уважающая себя царевна-лягушка, наскучил прозябать в болоте (у стены). А раз «жених» такой несообразительный, то надо ж и подтолкнуть: «Стреляй – мол. Нечего тянуть!»
Минута, другая – и та же палка – ружье, ракета, а, потом – удочка.
Но вот в руках его тесемка. Он дает один конец отцу. Сцепились. Пошли.
Теперь уже оба – поезд, пыхтящий и стучащий колесами.
– Сестренка же лезет под стол: «У-у. Я холодильник». Потом сгибается: «Сталушка я».
(Игра – неотъемлемая часть
