о, что некоторые люди называют твоей глупостью, на самом деле зачастую просто человеческая порядочность.
Для женщины почетнее молчать?
Мы обманываемся, когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова почти ничего не передают. Понимание происходит на том уровне, где два человека встречаются глубинно именно в молчании, за пределами всякого словесного выражения.
Для женщины почетнее молчать.
И редкий миг той благодати тихой —
Соблазн, и искушенье, и интрига
Для всякого, кого мужчиной звать
Оправдано. Кто слух свой защищает
От праздных словотрений болтовни, —
Когда в зенит зажженные огни
Не греют рядом, а дотла сжигают.
……
У страсти много лишнего огня.
Ему слова – что высушенный порох.
И рот исчЕрпает тебя до дна
Распущенности чар, влюбленных
В себя – и более в себя, чем в скромность
Молчащей, но глубокой тишины.
Ты слово бросила. Пустое. Раскололось.
Ничто и есть ничто,
сколь ни распни.
Молчание – достойнее. Но там,
Где кто-то между вдохов бессловесных
Читает твои страсти, слышит храм.
И тишина – что слово. Рядом, вместе.
Избавь меня от муки говорить
Тому, кто этой мукой избалован.
Кто нараспашку – тот прочнее скрыт.
Как ты умен —
и я молчать готова!……
«У меня к тебе …»
У меня к тебе —
ну нисколько!
Я тебя уже —
ну почти!
Эта радость – чужая зорька.
Эта боль – не моей свечи.
Улеглось занесенное снегом.
Разомлело под свежим лучом.
Да и грязью к ногам человека.
Только я ни при чем,
ни при чем…
Я тебя ну совсем… – и рада.
Ты меня ну почти… – и рад.
Как же просто в лучах заката
Забывать,
отпускать…
И – опять!..
Секвойя и небо, или О заблуждениях…
Это небо секвойя хранила, держала его, чтоб оно не упало.
Сотню рук изогнула своих, изломала. Срослось.
Страх корёжил январскую радость, но крона дышала,
Ради неба: живи, мой любимый, мой нежный колосс.
Лес не знал о той боли секвойи, о подвиге сердца,
Чьи артерии жгли глубину.
Кровь текла по корням.
И росла и крепчала любовь, и землянин вновь женится
Под тем небом, хранимым секвойей.
И век шел к векам.
По ту сторону мира у неба сдавало терпенье.
Но терпело оно, только тихо вздыхая о том
Исцарапанном теле, куда упиралось растенье,
Величаво-жестокое…
Небо болело молчком.
Но землянин добрался – построить дома своим внукам.
Из великой секвойи получится город домов.
Головою к толпе беспощадной надломленно рухнув,
Не хотела поверить, что небо жило —
без столпов.
Только дождь лил не год, и не два… Отсырелое тело,
Не пригодное для человека, валялось внизу.
Это небо царапин и боли объятий хотело
И признаний любимой секвойи:
«Я небо несу!»
«Я так скучаю по тебе. У долгой ночи…»
Я так скучаю по тебе. У долгой ночи
Сто сорок лун, невинных в этой тьме —
И не способных уличить в письме
Хоть слабую надежду. Строгий почерк
Божественен. Рука. Словарь. Искусство
Вселять вину в невинных. Ум жесток
И благороден правдой.
Выдох – вдох,
Да и пора.
Прощай, луна!
Проснуться!
Всё – переписана судьба.
Иной.
Иная.
У ночи нет стыда за мою боль.
Вина –
