нас сблизила. То ли от раскаяния, то ли из любопытства ко мне, Репины все время приглашали к себе в гости два раза в неделю, устраивая вечеринки, на которые собиралась совершенно разная публика, но в основном творческие маргиналы и социопаты, непризнанные гении, неудачливые актеры, экстрасенсы и уфологии.
Обе сестры никогда и нигде не работали, считая, что любой труд лишь унижает человека и является основной причиной неравенства. А еще они отличались свободой нравов – это было время экспериментов: некоторые даже пытались заниматься гомосексуализмом просто потому, что это было модно. При ближайшем знакомстве выяснилось, что и Мотя, и муж близняшки Таты работали на кладбище: Мотя изготавливал надгробия, а муж рыл могилы, – даже любовник Лены там же подрабатывал, когда не был занят в театре, – похоронным агентом.
Все это невольно напоминало Ремарка, тем более что и ситуация в стране накалялась и все больше походила на Веймарскую республику. Русский фашизм начинал входить в моду, появилось общество «Память» и люди в черных косоворотках с липко-горячими задушевными разговорами об антисемитизме. И в это же время началась всесоюзная слава многочисленных Чикотил: страна впервые узнала, что и у нас есть маньяки.
На одной вечеринке, организованной в честь двух западно-германских журналистов, я увидел ее – противоречивое существо, представляющее собой довольно жалкое и бессильное поползновение к непристойности: с невыразительной внешностью и ужимками капризного ребенка, – демонстрируя всем свою голую грудь и уверяя, что она фотомодель. В действительности она была начинающим модельером, подрабатывая временами на модных показах на Кузнецком мосту в надежде, что сможет кого-то из организаторов заинтересовать своей коллекцией. А еще она активно искала встреч с иностранцами в надежде через знакомство с ними получить выезд на Запад.
Ее мечтой было любой ценой попасть в Париж и попросить политическое убежище: там обязательно ждал бы успех. Звучит наивно, но тогда все верили, что любой, сбежавший за границу, не просто может, а должен состояться. Она привлекла мое внимание именно своей асексуальностью – у нее была внешность андрогинна – вся какая-то блеклая, словно вылинявшая на солнце до белизны альбиноса. Ее восприятие мира было тоже каким-то черно-белым, без полутонов. Когда я ей сказал, знакомясь: «Привет, рад тебя здесь видеть», – она поразила меня своей реакцией: «Приве-е-ет! Я тоже рада, что ты меня види-и-и-шь», – и заставила положить обе руки ей прямо на обнаженную грудь. Когда же я попытался ее приласкать, она дала мне пощечину и ускользнула, обозвав хамом.
Мотя, которому я пожаловался, объяснил мне, что она таким образом дает понять, что ее красота для меня не доступна. Странный способ обратить на себя внимание. Я ее запомнил.
Второй раз наша встреча состоялась при крайне странных обстоятельствах: мы оказались вместе в морге, – Мотя попросил помочь ему со съемками, используя ее в качестве фотомодели. Идея принадлежала ей –
