на деревья, они каждый год,С себя все бросают, чтоб позже одеть,
Ты тоже расстанься от этих забот,
Нагой ты сумеешь хоть мир одолеть.
Жалость
Какая жалость жалеть себя,
И быть тогда хоть немного счастливым,
Так дерзко и мерзко себя любя,
Вместо золота кушать сливы.
Какая жалость браня боль,
Быть педантично бездельно статичным,
На раны закрытые сыпая соль,
Мечтать о здоровье и теле отличном.
Какая жалость быть много пустым,
Не видя в любви продолжения страсти,
Ведь всего-то нужны мосты
И его незабвенные сладкие части.
Какая жалость жалеть себя,
Любить себя и не быть критичным,
И будто высоты высот беря,
Считать себя лучше, сильней, атлетичней.
Это жалость, поверьте Простая жалость
Напускная тоска жрет печальную грудь,
Надо больше работать – немного осталось,
Работы не любит гнетущая грусть!
Зона комфорта
Дождик под вечер и грома раскаты,
Молний разрывы, разрезанный свет,
Гаснут тревожные общества страты,
Кажется громко, беззвучно, что бред.
Искорки тысячи глаз за раскатом,
Бьют напрямик в эту темень толпы,
Мысли собакой залаяли матом,
Не выходя за предел конуры.
Взрывы, сияние, детский восторг,
Визг не привыкших к подобному женщин,
Перед глазами и ясность, и морг,
Мир человека, действительно, тесен.
Лишь выйдя мозгами за конуру,
Увидеть готовы, как все в мире классно:
Смотреть на раскат и не видеть страну,
Не тратить мечты и любовь понапрасну.
Открывши глаза, вдыхать аромат
И видеть, что ясность приходит озоном,
И вот уж не видно ни власти, ни страт,
И уж подчинились природным законам.
Но это чуть-чуть, ненадолго, на время,
Пока гром не уйдет, и не включится свет,
На нас возлагают тяжелое бремя:
Неясности – да, а прекрасному – нет…
Привыкли, сошлись, потерялись дилеммой,
В этом мире без душ, мире липовых лиц,
Для счастья побиться бы с нашей системой,
Выйдя с зоны комфорта и кайфа, где бриз.
Поэту России
Кого же я встречу на грозном пути,
Где листья боятся опасть без приказа,
Где лучше смеяться и пить, чем грустить,
И всех захватила дурная зараза?
Куда же поплыть на небес корабле,
Чтоб грузно не пасть в пустоту мирозданья?
И как покоряясь проворной судьбе,
Добиться людей мировое признанье?
Ах ночь. И лишь утро сверлит телефоном,
Что нужно вставать и не думать про боль,
И мы снова не зная, что значит сурово,
Садимся браня за писательский стол.
Бумага,
