Силсфорд» – а под ней еще одна, более мелкими желтыми буквами: «Конни и Киту, 13 июля 2004».
– Но ведь «Мелроуз» – не красный, – обычно протестовала я, до того как смирилась. – Он ведь построен из светлого известняка. Не думаешь ли ты, что маме взбрело в голову изобразить наш дом истекающим кровью?
Оформив покупку, мы с Китом для краткости называли наш дом просто «Мелроуз»[2]. Теперь, уже давно обосновавшись здесь и досконально, как свои пять пальцев, узнав это жилище, мы дали ему прозвище «Мелодрама».
Что мог бы подумать сторонний наблюдатель, созерцая эту гобеленовую картину?
Может, подумал бы, что после покупки собственного дома мы с Китом, совсем одурев от радости, боялись забыть наши собственные имена? Иначе зачем решили повесить на стену такое напоминание? Сумел бы посторонний человек догадаться, что перед ним подарок, старательно вышитый к новоселью руками матери Конни и что сама Конни считала картину приторно примитивной и упорно сражалась за ее изгнание на чердак?
Но благодаря настойчивости Кита, сохранив преданность родне и лично моей маме, мы все-таки повесили ее подарочек на стену. Кит заявил, что картина идеально подойдет для нашей спальни, поскольку в этом случае гости не увидят ее. По-моему, теперь уже он вовсе не замечает сей рукотворный шедевр. А я замечаю – каждый вечер, ложась спать, и каждое утро, просыпаясь. Картина угнетает меня по целому ряду причин. Заглянувший в нашу спальню человек ни за что не догадался бы, какими спорами и компромиссами сопровождался выбор ее обстановки. Никто не заметил бы ни отсутствия так необходимой Киту прикроватной тумбочки, ни картины, которую я мечтала бы повесить над камином, если б там не пламенел мамин гобелен с отвратительным красным домом.
Следовательно, вид комнаты в чужом доме ни о чем существенном не говорит, и мне нет смысла пытаться что-то проверить, даже теперь, уже дождавшись сонного дыхания Кита. То есть мне тоже следовало бы спать.
Как можно тише я откинула мой край пухового одеяла, вылезла из кровати и на цыпочках прошла во вторую спальню, превращенную нами в домашний офис. Здесь мы занимались нашим бизнесом, и такой выбор не назовешь слишком умным, учитывая, что размер комнаты составляет примерно одиннадцать футов в длину и десять футов в ширину, или чуть больше десяти квадратных метров. Так же, как в нашей с Китом спальне, здесь имелся камин с чугунной решеткой. Но мы умудрились втиснуть сюда два письменных стола, по стулу для каждого из нас и три шкафа для хранения документов. Получив в Регистрационной палате нашу фирменную лицензию, Кит вставил ее в рамочку и повесил на стену напротив двери. В итоге именно на эту лицензию и падал взгляд при входе в комнату.
– Это просто законная необходимость, – пояснил он, отвечая на мои жалобы по поводу скучного и бюрократического вида такой вывески. – Надо же показать, что здесь своего рода штаб-квартира компании. Неужели тебе хочется, чтобы «Нулли» начала свою деятельность с нарушения
Вероятно, название коттеджа связано с названием местечка в популярной в 1992–1999 гг. американской мыльной опере «Мелроуз-плейс».
