и подавись своими процентами. Интересно, в какую сторону у него физия искривится?
– Слушай, а классная мысль. Я всё равно ведь ничего не планировал, на дачу поехал бы… Скукота… Короче, у тебя есть на чём записать про этого мужика?
– Да чего записывать, – улыбнулся Колян, – у меня в ксивнике валяется его визитка, Стылов дал. Вот, держи.
Визитка поражала своей простотой и совершенством дизайна. Ни тебе виньеток, ни логотипов. Просто на закатанном в пластик белом прямоугольничке – «Аркадий Львович». И номер мобильного.
– А куда подъехать-то? – вспомнил я. – Ты ж сказал, собеседование назначили.
– А… – вспомнил Колян. – Он сказал с утра, часиков в десять, позвонить, он разъяснит, что и как. Вот и позвони.
– Ну, спасибо, Колян, – я сунул спасительную визитку в карман шортов. – Как говорится, мир не без добрых людей.
Аркадий Львович взял трубку после шестого гудка, я уж думал нажимать на «отбой».
– А, помню, вы звонили насчёт работы. Да, наша встреча остаётся в силе. Подъезжайте к двенадцати на Проспект Мира, да, на метро. Я встречу вас у входа. Как узнаю? А вы мне сейчас себя опишете. Так… ну, я понял. Да, мобильный ваш у меня отобразился. Всё, увидимся.
И гудки в трубке – точно уколы тонюсенькой иголкой.
Я поплёлся на кухню, поджёг газ под чайником. Есть не хотелось совершенно, а вот пить… желательно холодненького, но папа, уходя утром на работу, выхлебал все остатки кваса.
Мамы тоже не было – торчала у себя в школе. Выпускной там на носу, выдача аттестатов… «Эх, скорей бы второе число», бесконечно повторяла она едва ли не с мая. Второго июля у неё отпуск. Заклинило всех на этом втором. У доцента Фролова отпуск, Вован второго возвращается в Москву, Колян – уезжает в свою зелёную Германию, жевать вегетарианские сосиски с безалкогольным пивом…
Вчера, конечно, не обошлось без воплей. «Что ещё за шабашка, я же рассчитывала на твою помощь на даче, мы же будем перекрывать крышу!». Ну и, конечно, как всё это подозрительно, как всё это неожиданно, как она решительно против… Пришлось раз десять ей повторить, что я взрослый совершеннолетний человек, что у меня свои дела и свои планы, что я не буду там пить водку, зато буду регулярно звонить. Всё равно кончилось слезами, хотя и не такими мощными, как я предполагал вначале.
Папа реагировал куда спокойнее, хотя тоже демонстрировал свой острый критический ум. «Какая-то сомнительная работа. Почему сомнительная? Потому что, во-первых, так резко люди своих планов не меняют, а во-вторых, ну скажи, за что такие деньги платить? Я старший инженер, у меня двадцать рацпредложений, из которых семь внедрены в производство, и я получаю восемь тысяч рублей минус налоги, а тебя, мальчишку, ничего не умеющего, берут на тысячу долларов? Тебе это не кажется странным?»
Ничуть не казалось, о чём я сходу и заявил. Если что и странно, так это то, что он до сих пор держится за своё занюханное бюджетное КБ,
