вот Морра меня разочаровала. Зацикленная на терпимости и гуманности Янссон повторила ошибку Андерсена, превратив изобретенное ею чудовище в ходячую идею по имени Одиночество. По большому счету, Морра наводит страх только в «Шляпе волшебника» (1948). В «Волшебной зиме» (1957) она вызывает сочувствие и явно чего-то ищет, разделившись к тому же на ипостаси («Зима наступает оттого, что десять тысяч морр уселись на землю»). Отныне Морру не боятся и даже используют ее имя для ругательств. Аллюзия налицо, вплоть до свинячьих легионов и скоплений на кончике иглы.
Наконец, в книге «Муми-папа и море» (1965) тоскующая по теплу и свету Морра сдружается с Муми-троллем, избавляется от одиночества, перестает испускать холод и выражать, по определению Л. Ю. Брауде, «несправедливость мироустройства». Ту же метаморфозу претерпели страшные персонажи скандинавского фольклора, угодившие в литературу.
Часть I. Тролль
Пожалуй, больше остальных пострадал тролль, единственный самобытный персонаж скандинавского фольклора. Однако читатель вправе усомниться в этом утверждении. Ему известно, что тролли происходят от великанов, а великаны и в эпической поэзии, и в героических сагах выглядят существами злобными, хитрыми, но не слишком пугающими. Вероятно, в тролле с самого начала гнездились глупость и неповоротливость, которые позднее расцвели пышным цветом, приобретя оттенок безвредности и добродушия.
Доказать обратное невозможно – древний образ тролля должна была сохранить сказка, а она его не сохранила. Поэтому за родословной тролля мы обращаемся к Эддам и сагам, нарушая заповедь отечественных фольклористов: устное предание древнее письменных источников. При исследовании страшных персонажей немецких сказок мы пользовались средневековыми мифами и рыцарскими легендами, но не ставили их во главу угла, понимая, что не найдем там ни красноглазой ведьмы, ни кровожадного маньяка, ни ночного демона, что умершие принцессы не нападают на бедных рыцарей, а те не рубят их на куски, что помогающий герою цверг Альберих не может служить прототипом зловещего Румпельштильцхена. Изучение тролля мы вынуждены начать с великана, ближайшего его сородича. В скандинавских сказках они практически сливаются друг с другом.
Человек среди великанов
Если ведьма – царица сказок, то великан – царь мифов. Повадки ведьмы выдают ее потустороннюю сущность. Великан врос корнями в землю. С ним не следует путать злых духов и мертвецов (ту же ведьму, Бабу Ягу, Лауму), способных менять свой облик, вырастая до гигантских размеров. Несмотря на свой рост, великан зачастую антропоморфен, а его тело почти не испытывает метаморфоз.
Образ великана располагает к символическим и историческим трактовкам. Первые вдохновлены габаритами великана, вторые – его сходством с человеком.
Великана космогонических мифов, из частей тела которого возникают небо, суша, вода и живые существа, можно при желании соотнести с самой природой. Его образ
