скошенным веером, начала и концы их терялись во мгле – где он видел недавно такие же скошенные веером строчки?
Радость открытия пронзила Брайана еще до того, как он вспомнил, где он их видел, – подсознательно он уже знал, что это строчки шифровки прекрасного магистра. Сейчас было несущественно, откуда он взял немецкое значение загадочной тайнописи, сейчас важней всего было другое – точно записать светящиеся у него под веками непонятные слова, пока они не исчезли. Не открывая глаз, он скатился с кровати, подполз к письменному столу, поднялся на колени, нашел на ощупь бумагу и ручку и стал вслепую копировать обрывки разлетающихся веером строчек.
Закончив, он все так же вслепую зажег настольную лампу и постарался разглядеть написанное сквозь смеженные ресницы – он знал, как легко в ярком свете улетучиваются сны. Запись была корявая, но разборчивая. Теперь можно было открыть глаза, сесть за стол и аккуратно переписать ее начисто. Закончив переписывать, он пересчитал слова, на которые он предположительно мог бы разбить этот набор букв, – их было семнадцать!
Ури
Ури никак не мог уснуть. Едва ему удавалось на миг смежить глаза, как в его гаснущее сознание врывались гротескно преувеличенные образы из проведенных им в библиотеке суток. То чета Хиггинсов, затягивая вокруг его шеи свисающие с ветвей жадные зеленые щупальца, требовала, чтобы он назвал свое подлинное имя. То босоногий норвежец в дорогих джинсах исполнял на рояле Атикву, искоса поглядывая на Ури и отбивая такт большим пальцем грязной ноги, а два пастора вторили ему, названивая серебряными ложечками по фарфоровым блюдечкам. И под их музыку пожилая дама в инвалидном кресле начинала разухабисто отплясывать нечто непристойное.
Все-таки где-то посреди ночи Ури задремал, однако и во сне он не смог вырваться из круга дневных впечатлений. Ему снилось, что дверь в его комнату тихо отворилась и кто-то неразличимый, в длинном белом саване, – то ли Джерри Хиггинс, то ли ископаемый из аннекса – подкрался к изголовью его кровати. Он затаился, притворяясь спящим, прислушиваясь к шелесту чужого дыхания. Простертые из тьмы холодные пальцы коснулись его шеи, тогда он стремительным движением обхватил чью-то хрупкую кисть и резко рванул на себя. Легкое, почти птичье, тело с пронзительным птичьим криком рухнуло на него лицом вниз, он быстро вскочил на ноги и, подняв непрошеного гостя за волосы, узнал маленького библиотекаря.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, потом пальцы Ури расслабились и бережно опустили голову испуганного Брайана на подушку.
– Ради Бога, простите! Я было подумал…
Дрожащие губы Брайана жадно ловили воздух, наконец он со всхлипом вздохнул и прошептал:
– Я нашел… вот…
И протянул Ури стиснутую в кулачок ладошку. Ури бережно разжал холодные пальцы и вынул зажатый в них листок. Брайан медленно поднялся с кровати и повторил:
