девица следила за рукой, осторожно подносящей полную чашку к металлическому столику.
– Сожалею, но сливки – длительного хранения. Ваши, – проводница едва заметно улыбнулась: дескать, ее-то не проведешь. Никаким демонстративным сов-русским. – Восемьдесят восемь копеек.
– Что для вас? – вторая обращалась к нему.
– Кофе, пожалуйста. – И, поколебавшись, добавил: – Со сливками.
Следя за чашкой, завершающей опасный путь до его металлического края, подумал: «Обе филологини. На режимных объектах всегда двуязычный персонал».
– Тридцать две копейки. Он потянулся было к карману, но шустрая девица опередила:
– Ой! У меня мелочи вашей до хрена. Всё одно не меняют. – Запустив руку в сумочку, как в тряпочную копилку, высыпала на стол. Отбирая нужную сумму, внимательно вглядывалась в каждую копейку.
Седовласый мужчина, от которого проводницы минуту назад отъехали, взмахнул рукой. Тележка двинулась в обратную сторону. Только сейчас он заметил два чемодана на багажной полке. Еще три, дорогие, кожаные, стояли в зазорах между кресел.
Подняв глаза от пачки вафель, которую внимательно рассматривала, девица поймала его взгляд:
– Наши. Обратно едут. К вам – жратву, шмотки. Кроче, кламоттен и всякое такое… Слышь, а тут чо?
– Вафли. – Неловко подцепив двумя пальцами металлический хвостик, он дергал, пытаясь распечатать сливки. Такие хитрые упаковки доводилось видеть только в кино.
– Да ты чо, мля, – девица откликнулась, растягивая гласные. – По-твоему, я читать не умею?!
Глянув мельком, он сообразил, о чем его спрашивают.
– «Азарт». Вафли так называются.
– На-зы-ваются? – она повторила осторожно, видно, все равно не поняла.
– Ну… – отвлекшись от хитрой коробочки, он подбирал синонимы, – восторг, воодушевление, воля к победе, страсть…
– Страсть? – Она разорвала обертку и вонзила острые щучьи зубки. Прожевала, промокнула губы бумажной салфеткой: – Не, не свежая.
Сладив наконец с неподатливым хвостиком, он вылил содержимое в чашку. Черный кофе окрасился в приятный молочный цвет.
– Хошь? – Девица протянула свою. Сливочная коробочка поблескивала соблазнительно.
– А ты? – не хотелось показаться невежливым.
– Не, я ост-пакеты не жру. Консерванты.
– Нет, спасибо. – Не то чтобы обиделся. Просто решил обойтись своей.
– Кухуёк ничо себе, натуральный, – она сделала глоток на пробу. – А то бывает, растворимый сыпют – ваще отрава.
Он удивился: в СССР растворимый кофе ценится выше натурального, особенно их, российский, каждая баночка – на вес золота.
– Забыл совсем! У меня бутерброды.
– С сыром? – девица откликнулась с радостной непосредственностью.
– С колбасой, докторской.
– Колбаса. Не-е, – детская
