почти человеческие стоны, от которых Артему становилось не по себе. Когда он предложил добить приезжего, чтобы тот не мучился, ему ответили:
– Хочешь, сбегай, добей. У нас тут, пацан, не тир, каждый патрон на счету.
Марка сменили, и они с Артемом отправились к костру. Марк прикурил от огня самокрутку и задумался о чем-то, а Артем стал прислушиваться к общему разговору.
– Вот Леха вчера про кришнаитов рассказывал, – низким, утробным голосом говорил массивный мужчина с низким лбом и мощной шеей, – которые на Октябрьском Поле сидят и хотят в Курчатовский институт забраться, чтобы ядерный реактор рвануть и всем устроить нирвану, но пока никак не соберутся. Ну, я тут вспомнил, что со мной было четыре года назад, когда я еще на Савеловской жил. Я однажды по делам собрался на Белорусскую. Тогда у меня связи были на Новослободской, так что я прямо через Ганзу пошел. Ну, прихожу на Белорусскую, быстро добрался, кого надо встретил, мы с ним дельце обделали, думаю, надо обмыть. Он мне говорит, ты, мол, осторожнее, здесь пьяные часто пропадают. А я ему: да ладно, брось, такое дело нельзя оставить. В общем, банку мы с ним на двоих раздавили. Последнее, что помню, – это как он на четвереньках ползает и кричит: «Я – Луноход-1!» Просыпаюсь – матерь божья! – связанный, во рту кляп, башка наголо обрита, сам лежу в какой-то каморке, наверное, в бывшей ментовке. Что за напасть, думаю. Через полчаса приходят какие-то черти и тащат меня за шкирку в зал. Куда я попал, так и не понял, все названия сорваны, стены чем-то измазаны, пол в крови, костры горят, почти вся станция перекопана, и вниз уходит глубоченный котлован, метров двадцать по крайней мере, а то и все тридцать. На полу и на потолке звезды нарисованы, такие, знаете, одной линией, как дети рисуют. Ну, думаю, может, к красным попал? Потом башкой повертел – не похоже. Меня к этому котловану подвели, а там веревка вниз спускается, говорят, лезь по веревке. И калашом подталкивают. Я туда глянул – а там народу куча на дне, с ломами и лопатами, и яму эту углубляют. Землю наверх на лебедке вытаскивают, грузят в вагонетки и куда-то отвозят. Ну, делать нечего, эти ребята с калашами – просто бешеные, все в татуировках с ног до головы, я так подумал – уголовщина какая-то. На зону, наверное, попал. Эти, типа, авторитеты подкоп делают, сбежать хотят. А сявки на них батрачат. Но потом понял: ерунда выходит. Какая в метро зона, если здесь даже ментов нет? Я говорю им, высоты боюсь, рухну сейчас прямо этим на башку, пользы от меня будет немного. Они посовещались и поставили меня землю, которая снизу поступает, на вагонетки грузить. Наручники, падлы, надели, на ноги цепи какие-то, вот и грузи. Ну, я все никак понять не мог, чем они занимаются. Работенка, прямо скажем, не из простых. Я-то что, – повел он аршинными плечами, – там послабее были, так кто на землю валился, бритые поднимали и волокли куда-то к лестницам. Потом я мимо проходил один раз, смотрю, у них там, типа, чурбан такой, как на Красной площади раньше стоял, где бошки рубили, в него топор здоровый всажен, а вокруг все в кровище и головы на палках торчат. Меня чуть не вывернуло. Нет, думаю, надо отсюда делать ноги, пока из меня чучело
