в спине. Она залатала. Почти и не видно, а вы…
– Мне бы взглянуть на него.
– На кладбище свезли.
– Простите, как вас зовут?
– Лиза.
– Лиза. Вы здесь работаете?
– В амбулатории.
– Лиза, мне нужна бумага, такая бумага, на бланке, есть у вас бланки? Я вам продиктую, а вы печать поставите и подпись. Сделаете для меня?
– Конечно, – отвечала она едва ли не радостно, не спрашивая, зачем, да к чему мне это, да как достать печать.
До кладбища я добрался к сумеркам, всё пешком. Нашел смотрителя, он спал у себя в избе, на лавке у печи, баба его разбудила, я предъявил бумагу, баба отыскала ему очки, и он надел их на нос. И сел читать у оконца. Он читал, а баба смотрела на него. Читал он по складам вслух, что предъявителю сей бумаги, старшему ординатору Дмитрию Андреевичу Киселеву, необходимо осмотреть труп для опознания.
Смотритель читал, а я поставил на выскобленную столешницу заткнутую газетой бутыль.
Копали вдвоем. Баба светила нам. Положили в яму без гроба, так, голого. Я лег на землю, на край ямы, баба опустила фонарь. Пламя дрожало за стеклом, освещало черное лицо, беспалую руку.
Я поднялся.
– Ну что? – сказал смотритель.
– Закапывай.
Они предложили ночевать, я сказал, что пойду, только покурю на крыльце, пусть не беспокоятся. Сидел, курил, вдыхал сладкий дым. Ветер качал черные кроны, но внизу было тихо. Я плакал на обратном пути, слезы замерзали. Я знал точно, что его нет, какое облегчение.
Николай Иванович перевернул страницу, начал читать следующую запись, от 30 января, уже сугубо исследовательскую. Захотел немедленно курить, достал свои сигареты и услышал шум. Кто-то ворвался в кабинет там, за несгораемым шкафом, с топотом, гиканьем, как будто целая толпа. Звонкий мальчишеский голос проорал:
– Да здесь жить можно!
У Николая Ивановича взмокли ладони. Он сидел тихо, не шевелясь.
Они там что-то сдвигали. Наверное, столы. Что-то грохнули, разбили.
– Ты что!
– А что?!
– Да ладно, пацаны, погодите, да успокойтесь вы, придурки, тут три этажа еще.
– А буфет? Буфет же был здесь?
– Да всё вывезли, ты чего.
– А полезли на крышу!
Все стихло, ушли. Осторожно Николай Иванович поднялся из-за стола, выбрался за дверь, выбрался из-за шкафа, на свет, в кабинет. Окно разбили.
В дыру уже нанесло снег, за окном мело. Кто-то завопил в коридоре у самой двери:
– Пацаны!
Николай Иванович испугался и поспешил выбраться во двор через окно.
Часть II. Мальчишка
Николай Иванович торопливо пробежал с десяток шагов притихшим под снегом переулком и оглянулся. Снег шуршал по скользкой куртке. Из института никто не показывался. Николай Иванович хотел было закурить, но не нашел в карманах зажигалку. Снег заметало за шиворот. Николай Иванович поднял воротник и отправился по переулку дальше. Здесь он прежде не ходил, и все ему теперь
