лектуальной издательской системе Ridero
Войнушка
Министр обороны Хорн и председатель объединенного комитета начальников штабов генерал-лейтенант Эйзенштольц встретились у малого конференц-зала.
Министр непрерывно потирал ладони. Эйзенштольц сразу понял – это неспроста. Это означает, что выход найден.
– Большие задницы дали бабла? – поинтересовался генерал-лейтенант.
Хорн поморщился. Его коробила привычка Эйзенштольца называть конгрессменов «большими задницами», а сенаторов – «большими вонючками». Только Президента генерал-лейтенант звал уважительно – «бугор».
– Нет, – ответил министр. – Но теперь они нам и не нужны.
Эйзенштольц не верил своим ушам. Неужели Хорн внял его уговорам, и они таки устроят небольшой, но очччень эффектный военный переворот?
– Я нашел бизнесменов, которые нам помогут, – продолжил министр и распахнул дверь конференц-зала.
«Правильно, – решил Эйзенштольц, входя вслед за Хорном, – бабло для переворота пригодится».
Внутри их ждали два подозрительно узкоглазых, низкорослых и желтолицых типа. Но генерал не страдал ксенофобией. В конце концов, он сам был черным, как гуталин. Или (это сравнение ему нравилось больше) как президентский «Кадиллак».
– Итак, господа, – сказал министр, как только они обменялись приветствиями и уселись, – теперь, когда принципиальное взаимопонимание достигнуто, осталось обсудить финансовую сторону дела.
«Дай бабла!» – перевел про себя Эйзенштольц.
– Мы исходим из того, – важно ответил китаеза, – что затраты окажутся в пределах оптимальных значений.
Эту фразу генерал тоже перевел без труда: «Бабла жалко».
– Однако следует учитывать… хм… особые условия нашей договоренности, – тонко улыбнулся Хорн.
(«Да не жмись, не коников из суглинка покупаешь!»)
– Я не уверен, – ответил улыбкой на улыбку бизнесмен, – что степени наших рисков сопоставимы.
(«Ага, а если дельце не выгорит, кто мне денежки вернет?»).
Министр сделал официальное лицо.
– На кону репутация армии, – сказал он твердо, – и моя личная. Это лучшая из возможных гарантий вкладываемых вами средств.
(«Зуб даю»).
Высокие договаривающиеся стороны, одна из которых была, впрочем, низкорослой, некоторое время помолчали. В воображении Эйзенштольца они обменялись выразительными жестами и гримасами.
– Наши эксперты определили, – сдался один из китайцев, – что для достижения заявленной цели вполне достаточно пяти миллионов долларов.
(«Вот тебе пятерик, и не кочевряжься!»)
– Наши специалисты, – покачал головой министр, – оценивают необходимую сумму в восемь миллионов.
(«Треху накинь, да?»)
– Мы готовы выделить еще около миллиона на непредвиденные расходы.
(«Давай так: пятерик фирме и лимон тебе, идет?»)
– Ну что ж, – важно кивнул Хорн, – мы постараемся обойтись этой суммой.
(«Идет»).
Воображение генерала тут нарисовало живописную картину: министр и китаезы смачно плюют на руки и скрепляют базар рукопожатием. Эйзенштольц не удержался и фыркнул. Все тут же вспомнили о нем и разом повернулись к генералу.
– Господин генерал, – спохватился Хорн, – у вас есть соображения по данному поводу?
Эйзенштольц не успел переключиться с воображаемого разговора на реальный, поэтому брякнул:
– Базара нет.
Министр оцепенел. Узкоглазые на мгновение превратились в круглоглазых. Генерал моментально поправился:
– Все высказанные мнения кажутся мне… э-э-э… ценными.
После этого появился секретарь с договорами. Министр и один из бизнесменов подмахнули его, не читая.
– Мы надеемся на эффективное использование средств, – сказал при этом второй китаеза.
Эйзенштольц снова перевел: «Кинешь – пожалеешь».
Уже когда они остались наедине, Хорн недовольно спросил генерала:
– Эйзенштольц, что это за «базар»? Откуда у вас такие выражения?
– Я вырос в Гарлеме, сэр, – высокомерно ответил генерал.
С таким же высокомерием древние римские бомжи восклицали: «Отвали, я Римский гражданин!», когда их пытались
