то и дело просыпался от тряски, рывков, фырканья оленей, видел сомкнутую над головой черную стену леса и снова пытался заснуть. Иногда едущий впереди Хадри из рода Собачье Ухо начинал тянуть заунывную песню, будто состоящую из стонов и всхлипов, и тогда все лесные звуки, – уханье филина, несмолкающий звон комаров, шелест деревьев, – замолкали и только где-то далеко на грани восприятия слышался ответный волчий вой. Страшно болела голова и весь мир вокруг казался призрачным и нереальным, словно полет белой совы, которая мелькала меж корявых веток то слева, то справа, будто преследуя.
Иногда деревья расступались и тогда Макарин видел бледную залитую лунным светом плоскую равнину, уходящую за горизонт. Луна висела над лесом, слева, как огромный изрытый пятнами фонарь, и Макарин вдруг понял, что они продолжают путь на закат, все дальше от Мангазеи, все ближе к морю. За морем был ближайший острог, была Обь, был Березов, Тобольск. Дом. Ему вдруг отчаянно захотелось все бросить, позабыть и оказаться далеко отсюда, где нет черного леса, гиблой пустоши, дикарей, их богов и их оленей.
Когда серый рассвет наконец пробился сквозь лесную толщу, они въехали в неглубокое ущелье, по дну которого, среди замшелых холмов, бежал ручей. Шубин спрыгнул с медленно едущей упряжки. Нарты остановились. Впереди виднелся частокол из заостренных бревен, перегораживающий проход.
– Тут надо осторожно, – пробормотал Плехан, подошел к ближайшей лиственнице, у которой с одной стороны были обрублены сучья. Макарин не видел, что он делает, но через мгновение сверху на проход рухнула сплетенная из прутьев решетка с заостренными кольями.
– Ловушки расставляю, – пояснил Плехан. – Тут без них никак. То медведь забредет, то еще кто.
Он с трудом отодвинул часть ограды, такую узкую, что олени еле протиснулись внутрь, задевая боками почерневшие бревна.
Дом выглядел очень старым. Замшелый сруб врос в землю так, что единственное окошко, закрытое сейчас покосившимся ставнем, находилось на уровне пояса. Массивная крыша, выдающаяся далеко вперед по северному обычаю, была крыта дерном и напоминала заросшую мохнатым лишайником шляпку огромного гриба. Макарин оглядел небольшой двор, окруженный плотным частоколом, поверх которого кое где были устроены наблюдательные посты с бойницами. Высокий лес подступал со всех сторон вплотную, и над кольями ограды нависали разлапистые сосновые ветки. В дальнем углу перед разросшимся березовым кустарником виднелся маленький амбар, поднятый над землей на две толстенные сваи. Рядом с амбаром, на вытоптанной площадке стоял высокий самоедский шатер, крытый шкурами и выделанной берестой. Шатер был украшен линялыми ленточками и выцветшими узорами. У шатра стояла старуха и смотрела на них застывшим взглядом. Ее темное изрезанное глубокими морщинами лицо под расписной конической шапкой казалось деревянным.
– Ну вот и моя заимка, – сказал Шубин, подходя ближе. – Тесная, да уютная.
– Гляжу, ты здесь давно отстроился.
– Не я. От отца осталась. А ему от деда.
