«тестов»?
– Мне ничего не известно о запрете, – возразил Хэммил.
– Ни один А-демон этого не делал!
– Один, положим, делал, – заискрился смехом Хэммил. – Следуй за мной!
И он повлёк Алейн к устью световой раковины-вселенной. В отличие от яркого дня, всегда царившего в Садах Аллара, это пространство словно наполняли сумерки, ранние и светлые из-за близости Садов. В потаённом месте им не мешали, однако преодолеть страхи Алейн оказалось не так-то просто.
– Ты всё время отталкиваешь меня, – огорчался Хэммил. – Не сопротивляйся, Алейн!
К концу каникул им удалось. Результат оказался ошеломляющим! Алейн и Хэммил даже не подозревали, что возможно блаженство, подобное тому, которое они испытали, смешав свой Свет! Их сознания слились, открывая каждую ячейку памяти, каждое желание другого! Узы, связывающие А-демонов, стали неразрывны. Увлёкшись, они не позаботились о выборе воплощений. Однако их взаимная тяга оказалась столь велика, что и в случайных воплощениях Алейн и Хэммил сумели-таки найти друг друга. Память о той встрече, самой короткой и печальной из всех, навсегда осталась с ними.
Закончив с могилкой для отрока-послушника, молодой монах зачем-то свернул в глухой монастырский сад. Продираясь через крапиву и сгоняя с лица настырных слепней, он изумлялся самому себе: какого дьявола его понесло в сад? Вдруг кто из братьев увидит и доложит настоятелю? Ладно, возникнут вопросы – отговорится, что пошёл через сад, чтобы крапивные жала и укусы слепней дополнили практики усмирения плоти. Хотя вряд ли ему поверят. Для усмирения плоти настоятель придумывал столь изощрённые истязания, что отроки-послушники переходили в лучший мир один за другим.
Внезапно лодыжку монаха что-то царапнуло. Он раздвинул лопатой крапивные стебли и присел. Из сухой земли торчали две голые веточки с короткими шипами. Отчего-то в глазах у него защипало. Остриём лопаты он обрубил крапиву вокруг веточек и взрыхлил землю. После ночной молитвы монах не лёг спать, а бесшумно выбрался из кельи, сжимая кружку, которую во время ужина стащил из трапезной. Лето стояло засушливое, и он нёс веточкам воду. По счастью, никто его не заметил. Исчезнувшую кружку так и не нашли, но слежка братьев друг за другом усилилась, и в течение недели монах не решался предпринимать ничего, что могло бы навлечь на него подозрения. Возможность попасть в сад представилась, когда его снова послали на погост[1]. И какова же была его радость, когда на месте двух голых веточек монах увидел маленький зеленеющий кустик! Он ещё раз взрыхлил почву и помолился о дожде.
Каждый день в час, посвящённый размышлениям о смерти, перед его глазами возникал кустик с аккуратными зелёными листиками и маленькими шипами на веточках. В часы, отведённые для молитв, монах молился за кустик – чтоб не засох, чтобы корни не подгрызли мыши…
До конца лета ему удалось навестить кустик ещё трижды. Заботами ли монаха или его молитвами, но тот уверенно рос и становился всё краше. Потом зарядили дожди, ветры сдували с деревьев листву, крапивные стебли
Кладбище.
