Никифоровича и на работе. Трудился ли он у окошка рецептурного отдела, брал ли порошки с вертушки, ходил ли в ассистентскую или материальную комнату, он не забывал о мясе. Хотел в обед выскочить в магазин, но его позвали на заседание группы народного контроля – сегодня предстояло говорить об экономии электроэнергии. Михаил Никифорович вздохнул, сказал себе: «Ну ладно, после работы». Никаких происшествий в тот день в аптеке не случилось. И не было особенных покупателей. Запомнился Михаилу Никифоровичу лишь один взволнованный парнишка. Впрочем, парнишка оказался отцом двухлетнего Васи. Вася простыл, кашлял, Михаил Никифорович выдал отцу микстуру от кашля. Тот не отходил.
– А вот, говорят, от кашля помогает, – заторопился он, – отвар веток багульника. А?
– Помогает, – сказал Михаил Никифорович. – Надо порубить ветки багульника и отварить вместе с алтеем.
– С чем?
– С алтеем. Трава такая. Подойдите к штучному отделу, у них есть.
Михаил Никифорович рассказал, как готовится отвар. А парень все стоял.
– Вот еще, – сказал парень. – Говорят, есть очень полезная трава. Трава меланхолия.
– Меланхолия? – спросил Михаил Никифорович. – Может, вам сказали – хаммомиля? Это ромашка.
Михаил Никифорович стал объяснять, что меланхолия – это определенное состояние человека, но парень твердил свое:
– Нет, мне точно сказали!
«Трава меланхолия, трава меланхолия… – повторял Михаил Никифорович, оставив в аптеке халат и направляясь к продовольственному магазину. – Трава меланхолия…» Он прошел метров сто по улице Кирова и увидел Сергея Четверикова. С Четвериковым Михаил Никифорович учился в Харькове в фармацевтическом. В столице оседали не только харьковчане, но и знакомые Михаилу Никифоровичу киевляне, крымчане, магаданцы. Всякие. Четвериков, завоевав Москву, года три работал в аптеке рецептаром, стал заведующим отделением готовых форм, но посчитал, что он уже взрослый мужчина и на аптекарские копейки жить ему не резон. Пятый год он санитарный врач. Четвериков и Михаила Никифоровича призывал образумиться, он бы помог однокашнику добыть приличное место. Доказательства его житейской правоты были теперь у Четверикова в руках. Его хозяйственную сумку растянули приятные на вид упаковки, а могучий черный портфель разнесло.
– Куда направился? – спросил Четвериков.
– Да так… – смутился отчего-то Михаил Никифорович. – Мясо надо достать…
Тут Четвериков обеспокоился, взглянув на сумку и на портфель, будто бы Михаил Никифорович претендовал на его добычу. Сказал быстро:
– А ты к Петьке Дробному зайди.
– Может, и зайду… – кивнул Михаил Никифорович.
И они разошлись… «И вправду, что ли, к Дробному?» – задумался Михаил Никифорович. Он не хотел идти к Дробному, не в его это было правилах. Но, заглянув в четыре магазина, понял, что принесет домой
