Станкевича и его друзей. Этому будет способствовать и то обстоятельство, что восстановлены старые названия улиц и площадей. Большая Дмитровка – это в недавнем прошлом Пушкинская улица. Охотный ряд назывался проспектом Маркса, а Страстная площадь – Пушкинской площадью. Благородное собрание – это Дом союзов. Сохранилась и университетская типография – теперь это дом № 34.
А вот дом Павлова не сохранился. Но если стать лицом к Страстной площади, то его можно представить себе по левой стороне на месте теперешних домов за номерами 9-11. Впереди было здание (тоже несохранившееся) типографии Селивановского, а за спиною – Благородное собрание. До него было так близко, что, отправляясь в зимнюю пору на балы, друзья оставляли верхнюю одежду дома, чтобы не тратить времени на раздевание.
Трудно точно определить, с какого точно времени начался кружок. По-видимому, с первых месяцев проживания Станкевича в доме Павлова. У Станкевича была своя, довольно вместительная квартирка, отделенная от пансиона и комнат, занимаемых профессором.
В эту квартиру и стали приходить сокурсники Станкевича: Сергей Строев, Василий Красов, Александр Ефремов и другие. Вначале они бывали редко, потом чаще, потом – чуть ли не каждый день.
Но больше всех подружился Станкевич поначалу не со своими сокурсниками, а со студентом другого курса – Неверовым.
Януарий Неверов был тремя годами старше Станкевича. При каких обстоятельствах сблизились они, точно неизвестно; но очень скоро общение с Январем, или Генварем (так в шутку переделал Станкевич имя Неверова), стало для него насущной потребностью.
Сохранилась небольшая записка Станкевича к Неверову от 18 марта 1831 года – первая из ста с лишним писем, написанных им своему другу.
«Любезный Генварь! Приезжай, прошу тебя, ко мне побеседовать о бессмертии души и о прочем. Сегодня пятница: мы всегда видимся в этот день; меня так и тянет побеседовать с тобою».
Жил в это время Неверов за Садовым кольцом под Новинским, в доме известного в Москве литератора и музыканта Н. А. Мельгунова. Сюда и присылал Станкевич свои записки с повторяющейся, настоятельной просьбой:
«Любезный Генварь! Сделай милость, приезжай ко мне, хоть на короткое время…»
«Любезный Генварь! Сейчас, по получении письма моего, отправляйся ко мне…»
«Любезный Генварь! Сделай милость, приезжай ко мне сейчас…»
«По получении моей записки, приезжай ко мне, любезный Генварь…»
Характеры друзей были во многом сходны. Оба отличались жизнерадостностью, любили всякие проделки и мистификации. У Неверова, правда, веселость и склонность к жизненным удовольствиям принимали иногда резкий, порывистый характер. Но Станкевич умел смягчать крайности – не только вовремя сказанным тактичным словом, но и собственным примером. Станкевич никогда – тем более в юности – не был аскетом, не чуждался мирских удовольствий и радостей, но при этом всегда сохранял
