ботфорт и землей, а в них было наследие 14 декабря, – наследие общечеловеческой науки и чисто народной Руси».
Мысль о высоком предназначении порождала ощущение избранности. Конечно, сословная или классовая избранность была им чужда. В кружке Станкевича выходцы из низших сословий, такие как Красов, чувствовали себя совершенно свободно. Никто никогда не упрекнул бы их друзей в сословной спеси. Избранность понималась в другом смысле.
Белинский говорил: «Я не признаю неравенства, основанного на правах рождения, чиновности и богатства, но признаю неравенство, основанное на уме, чести и образованности…»
Все дело – в «призвании», то есть желании и умении жить напряженной, интеллектуальной жизнью. Приобщаться к высоким тайнам бытия. Открывать эти тайны.
Целый век свой буду я стремиться
Разрешить божественные тайны,
Взволновали душу мне они.
Я иду к ним с верой и надеждой.
На пути терплю и труд и горе,
А в душе смиряю нетерпенье…
Эти слова К. Аксаков написал как напутствие самому себе, почти как клятву.
Стыдно было показаться пошлым, заурядным. То есть человеком, для которого прозаические заботы – карьера, личный успех, светские удовольствия – важнее углубленного самовоспитания. Друзья бдительно и придирчиво следили друг за другом; подчас казалось, что кто-то не выдерживает высоких требований, и тогда звучали упреки в заурядности, обыкновенности. Более страшное обвинение трудно было себе представить. Сколько болезненных обид возникало на этой почве! Но в конце концов примирялись, берегли «дружеский союз», чувствовали его высокое предназначение, даже предопределенность. Любили повторять: «Что связано на небеси, то не может быть развязано на земли».
Избранность друзья понимали и в другом отношении. В отношении к каждому отдельно, к индивидуальной жизни. Ведь жизнь человека слагается из разных переживаний и поступков – значительных и повседневных, высоких и будничных. Очевидно, что важнее всего высокие духовные моменты, так как они составляют истинную жизнь человека. Это его природа, сущность или, как позднее будут говорить в кружке, его «субстанция».
Николай Мельгунов, друживший со многими членами кружка, изобразил в одной повести «забавные приключения» молодого человека – то, что принято называть житейской прозой, повседневностью. В основе повести лежали, видимо, какие-то реальные факты биографии Неверова. Прочитав повесть, Станкевич нашел ее односторонней: по его мнению, писатель, увлекшись частным, повседневным, забыл о главном – о духовной жизни своего героя. «Я хотел бы, чтоб он немного оттенил тебя, – писал Станкевич Неверову, – тогда все эти забавные приключения, вместе с внутреннею жизнью твоею, составили бы повесть, полную жизни и мысли, прекрасную картину, шекспировскую драму. Жизнь твоя – мощное и прекрасное поэтическое произведение».
Когда погружаешься в атмосферу ушедшей эпохи, то в любом ее документе открывается
