к другому режиссеру пойдете. Не проблема. Идите, идите. Поговорите с финдиректором.
– Говорили уже.
– Ну и что?
– «Завтра», – говорит, – «точно заплатим». – А мне есть не на что.
– Тогда к режиссеру идите и скажите, что сниматься не будете, пока денег не дадут.
– Ладно, после съемок подойдем, – сказал Алан.
– После съемок поздно будет, – сказал знающий Джимиев.
– А что, они вообще деньги нам могут не заплатить? – спросил Знаур.
– Нет, это вряд ли. Серьезная студия. Промурыжат немного и выплатят в конце концов.
– Мне деньги сейчас нужны, и договаривались к тому же, – сказал Знаур.
– Тогда идите – что ждать милостей природы…
– Михаил, прошу вас на съемочную площадку, вас ждут, – послышался участливый женский голос.
– Ладно, мужики, – сказал Джимиев, – еще увидимся после съемок.
– Ну что, пойдем? – Знаур посмотрел на более опытного Алана.
– Не знаю, а вдруг уволят?…
– Ну и сиди дальше, трясись как осиновый лист, а я пойду, – пристыдил он Алана. Повернулся и пошел.
– Слушай, подожди, я с тобой, – обвинение в трусости для Алана было непереносимо.
Через час закончили снимать сцену с участием Джимиева. Артист тепло попрощался с режиссером, и уже хотел было еще раз поговорить со своими земляками, узнать, чем закончился их разговор об оплате, но тут зазвонил его мобильный телефон, и он, увлекшись разговором, сел в машину и уехал.
Съемки следующей сцены прошли без участия Алана и Знаура. Больше Юрий их на съемочной площадке не видел. Не доводилось ему видеть их и в картинах других режиссеров.
Столичная штучка
Как-то раз после полудня зазвонил мобильный телефон сантехника Степана Клюева. На улице не первый день стоял июньский зной. Маленькая полуподвальная комнатка ЖЭКа, где Клюев обычно проводил рабочее время в ожидании вызовов на объекты, напоминала парную. И не мудрено: солнце начинало светить в окно сразу после одиннадцати и скрывалось за соседним домом только под вечер, когда и без того пора было идти домой. Духота становилась особенно нестерпимой на третий – четвертый жаркий день к ряду, когда блочные стены дома разогревались в течение дня и за ночь не успевали остыть. Сейчас как раз был такой случай. Несмотря на это, Клюев всегда с неохотой шел на вызовы, предпочитая безделье в жаркой комнатке работе. Да и ради чего было гнуть спину, спрашивается?
Клюеву было слегка за тридцать. Он давно для себя усвоил, что переработки, как и тяжелая работа вообще, больших денег не приносят. Ну заработает он еще сотню – другую, и что? Горбатиться, чтобы жена его, Клавка, себе юбку еще одну купила? Не – и так походит. Юбка у нее уже есть. А на что другое все равно не хватит.
«Вот если бы на квартиру заработать можно было, так чтобы переехать из «однушки» хотя бы в «двушку», – размышлял сантехник, глядя из цокольного этажа на раскаленный асфальт, – это еще куда ни шло. Или машину, хоть, купить. А так
