Да, и бутылка диковинного портвейна в мятой бутылке – Наталья Михайловна поставила ее возле себя, предупредив, что будет пить исключительно испанское зелье. Это, дескать, утешит ее и позволит приобщиться к прекрасной стране, в которую одни ездят, а другие лишь мечтают об этом. Вовушка виновато улыбнулся, будто от него зависело, поедет ли Наталья Михайловна на Пиренейский полуостров или останется дома заниматься постирушкой. В несильном свете торшера на груди ее тускло переливались зерна агата. В каждом камешке мерцала красноватая загадка, и казалось, огоньки не стоят на месте, они то собираются по нескольку в одном камне, то вдруг покидают его, оставляя пустым и холодным, то затевают гонку по ожерелью, сверкая обжигающими взгляд искрами.
Наталья Михайловна заставила Вовушку подробно рассказать о его встречах, открытиях и потрясениях. И как раз в тот момент, когда он, покинув гостеприимную Севилью, сквозь оливковые рощи, по солнечному шоссе, мимо замков и рекламных быков отправился по Андалузским горам в Гранаду, из маленькой комнаты вышла Танька и молча протянула Вовушке изображение русского леса, исполненное в испанских красках.
– Ой! – со счастливой улыбкой воскликнул опьяневший Вовушка. – Как здорово! Это же надо! А почему у лешего волосы стали дыбом?
– Это не леший, это пень. Леший вот сидит, в сторонке. А это кикимора болотная. Она пришла к лешему в гости, им очень грустно, потому что у них нет детей, а идет дождь, и никто их не жалеет, – с опасливой доверчивостью пояснила Танька, боясь, что Вовушка чего-то не поймет или, еще хуже, поднимет на смех. Но тот сам запечалился, проникшись невеселой судьбой лешего. Склонив голову, с минуту рассматривал повлажневшими глазами цветные разводы.
– Спасибо. Мне очень нравится. Только почему у лешего нет детей?
– У него были дети, – не задумываясь ответила Танька, – но они баловались, он их отшлепал, они убежали в лес и заблудились.
– И леший никогда их больше не видел?
– Нет, – Танька покачала головой.
– Это очень грустно. Мне его жалко.
– Мне тоже. Поэтому я нарисовала ему кикимору болотную. Они вместе будут жить. А однажды он встретит в лесу своих детей, но не узнает их, потому что они станут большими и даже старыми лешими.
– Боже, какой ужас! – Вовушка схватился руками за голову и непритворно застонал. – Нет, я больше не могу слушать про этого бедолагу!
После этого Таньку увели спать, уложили дружными усилиями, и она заснула у всех на глазах, зажав в руке яркую коробку с фломастерами и пообещав уже заплетающимся языком нарисовать Вовушке картинку повеселее.
Остатки питья и закуски перенесли на кухню, чтобы освежить обстановку и не будить Таньку. И некоторое время, наверное не меньше часа, просидели молча. Вообще-то и Вовушка, и Анфертьевы произносили слова, обменивались житейским опытом, который усвоили из газет, телевизионных передач, из анекдотов, расхожих историй и испытали на собственной шкуре, на
