умный человек в России» (так назвал его один именитый иностранец), Исаак Павлович жил передовыми идеями эпохи. Он был завзятым книгочеем и напряженно следил за современной ему мировой словесностью. Так, «тема новейшей французской литературы, – свидетельствует историк B. C. Люблинский, – пронизывает его [Веселовского. – Л. Б.] деловую корреспонденцию столь настойчиво, что заслуживает специального изучения».
И впрямь, обратившись к эпистолярному наследию Исаака, мы почти в каждом письме найдем упоминания не только о Монтене, но и о П. Бейле, Вольтере и Ж.-Ж. Руссо, о многих других современных ему литераторах. При этом наш герой обнаруживает завидную осведомленность в текущих культурных событиях Европы. Он, к примеру, весьма оперативно отзывается на арест Вольтера во Франкфурте в 1752 году, проявляя солидарность с писателями-философами. Симптоматично в этой связи, что «западник» Веселовский, заручившись поддержкой канцлера, поспособствовал снятию ограничений на ввоз иностранных книг в Россию. В результате эти издания стали регулярно поступать в книжные лавки Москвы и Петербурга. «Книг французских… – с удовлетворением писал Исаак Павлович графу М. И. Воронцову в 1753 году – на последних осенних кораблях надобно ожидать».
Император Петр III
Веселовский не побоялся перед лицом монархини-юдофобки настойчиво ходатайствовать о судьбе своих соплеменников (как некогда его старший брат хлопотал о них перед ее великим отцом). Какие только резоны он не приводил, объясняя все выгоды жительства евреев в Российской империи! Он склонил на свою сторону даже канцлера Бестужева. Но императрица была неумолима, она не пожелала отменять свой известный указ от 13 декабря 1742 года о высылке всех жидов из Малороссии, бросив свою знаменитую фразу: «От врагов Иисуса Христа не желаю интересной прибыли!» Как же отреагировала ненавистница иудеев Елизавета на это «дерзкое» прошение крещеного еврея? Во всяком случае, она его не наказала, не подвергла опале, демонстрируя лично к нему свою прежнюю приязнь. Может быть, она не видела, не хотела видеть в своем бывшем учителе врага Христа. Скорее всего, Елизавета приняла его настойчивость за проявление наивного благодушия, впрочем, извинительного для христианина.
Справедливости ради надо сказать, что при сей императрице Веселовский находился в полной безопасности и был надежно защищен от происков неприятелей. А придворным интригам он отнюдь не был чужд. Одна из них – склока графа М. И. Воронцова и канцлера Бестужева, в которой Исаак Павлович занял сторону Воронцова (хотя в прошлом и дружил с канцлером). Описывать все перипетии борьбы и противостояния этих знатных мужей мы не будем. Отметим только, что доведенный до бешенства канцлер настрочил на Веселовского верноподданнический извет, в котором доносил, что на одном из дипломатических приемов тот (о, ужас!) отказался пить за здоровье государыни.«… Один только Веселовский, – докладывал Бестужев, – полон пить не хотел,
