с ужасом подумала, что он умер. Но нет, чуть шевелилась еще, дыша, его грудка, когда она, подлетев, обняла его своими крылышками.
– Ах, мой дорогой, только не умирайте. У нас столько счастья впереди.
Тут бабочка закапала горькими слезами на дорогое для нее создание.
И чудо, мотылек открыл глаза и сразу же увидел бабочку, которая изо всех сил махала на него своими крылышками, пытаясь оживить.
– Как, вы нашлись? Вы не исчезали, вы здесь? – радостно воскликнул мотылек.
– Да, да, я здесь, с вами и теперь уже никогда никуда не исчезну, потому что я очень, очень, очень-преочень люблю вас.
И мотылек в упоении повторял вслед за бабочкой:
– Я очень, очень, очень-преочень люблю вас.
А потом они вместе куда-то полетели, и все, кто видел этот полет, не забудут его никогда. Да разве же можно забыть полет любви? Жаль только, что редко когда удается его увидеть. Довелось увидеть вместе со всеми и жуку эту песню счастья и восторга, довелось и ему услышать шепот окружающих: «Вот это пара», и сказать себе самому, что подобной красоты и совершенства он в своей жизни не встречал.
И даже когда счастливая пара улетела, все еще долго смотрели с сожалением в опустевшее небо, печалясь, что так мало наслаждались истинной красотой. И до конца своих дней одинокий жук, мрачный, брюзгливый и замкнутый, не мог забыть дивную, чарующую прелесть бабочки.
Он помнил каждое ее движение, каждый взмах ее крылышек, каждый рисунок и развод, каждый оттенок красок. Помнил, как жадно ловил ее взгляд, но она ни разу на него не посмотрела. Все ее внимание принадлежало мотыльку. Это ему она улыбалась, с него не сводила счастливых глаз, для него кружилась в вечном танце любви. И видно было, что каждое трепетанье ее легких, ажурных крылышек – для него и только для него.
Да и он был хорош. Хоть жук судья пристрастный и хотел оговорить мотылька, но, увы, тот был также ярок, воздушен и изящен. Они кружились и кружились вместе, не в силах оторваться друг от друга, и всю свою жизнь жук, проживший диковато замкнувшись в своей скорлупе, не желающий, а потом уже отвыкший и не умеющий общаться с окружающими, только и делал, что снова и снова вспоминал.
Не только потому, что бабочка так запала в его сердце. Было в ней, в ее голосе, в ее движениях что-то такое, что тревожило каким-то напоминанием прошлого. Хоть жук за все эти годы тысячи раз перебрал в памяти каждый штрих, он не мог вспомнить, где встречался с ней раньше. А вместе с тем, глядя тогда в бездонное небо на истинную красоту, он как будто уловил что-то знакомое, прежде встреченное.
И вот теперь все дальнейшие годы его не покидало чувство, что они когда-то и где-то встречались, а вот где и когда? Нелепо было и предполагать такое, ведь подобную красавицу невозможно было не заметить, так откуда эта неуловимая ее знакомость? Откуда уверенность в том, что они встречались и раньше, до того незабываемого полета с мотыльком? Вот на этот-то вопрос и не было у жука за целую его
