дармоедов, не смогших унять Смуту и защитить прежнего царя Рюриковича. Однако новые цари Романовы предоставляли им прочные бревенчатые избы для жилья, снабжали из казны продовольствием, обмундированием, денежным жалованьем и надеялись, что их то они не дадут в обиду. За это вся эта ватага несла караул в Кремле и охраняла городские ворота. Когда же царь выезжал из Кремля в город, стрельцы выстраивались вдоль всего его пути, являя собой красочное и смешное зрелище. Хорошо они выполняли токмо одно дело, носили с собой короткие плетки и разнимали дерущихся пьяных мужиков и сцепившихся у портомойни баб. Да еще, если Москва горела, пытались унять красного петуха, а более тащили все, что попадалось под руку к себе домой.
Когда царь Федор Алексеевич отошел в мир иной кто-то шепнул им в ухо что, мол, можно и оторвать себе чего под шумок поминок. Грибоедовский полк первый бил челом, что полковник Семен Грибоедов задержал половину жалованья и на Пасхальной неделе заставил солдат строить себе новую избу. Командующий стрельцами, князь Юрий Долгорукий, приказал высечь челобитчика. Но тот возопил: «Братцы! Что ж вы меня выдаете?». Стрельцы своего отбили.
Вроде все улеглось, но стрелецкая слобода уже забурлила. Другие полки тут же обвинили своих полковников в обмане и рукоприкладстве и потребовали их на правеж.
Младшая царица Наталья Нарышкина, не отличавшаяся великим умом, получив челобитные от стрелецких полков, не нашла ничего более умного, чем оштрафовать кого-то из челобитчиков, прогнать кого-то из полковников, а хуже того бить кнутом, свободолюбивых и злопамятных стрельцов, помнивших еще ордынскую вольницу.
Стрельцы расценили это не как силу новой царицы, а как ее слабость. Сильные – прощают, а не гневаются на своих неразумных подданных. Слабые же, боясь их, хватаются за кнут и топор. А раз власть слаба, значит, ее можно свалить. Времена Смуты не были еще забыты.
Подливал ли в этот костер, свое масло хитрый Лефорт, подкидывал ли он туда сухого хвороста, это так и осталось тайной даже для царских соглядатаев, но среди стрельцов видели его часто. Однако капитану самого князя Голицына, герою походов на татар в Малороссию, имеющего среди своих однополчан и стрелецкой верхушки кучу друзей, поставить в вину это было нельзя.
А брага стрелецкого бунта дозрела и ждала только своего часа. В этот момент чья-то знающая руку, сыпанула в чан последнюю щепоть хмеля.
Глава 5
Бунт
Глупцов благоразумию научают несчастья.
Наталья Нарышкина последняя жена царя Алексея, мачеха царя Федора, после его смерти решила по наущению своей родни, что пришел ее час. Ее и ее худосочного сынка Петра, о котором вещал Симеон. О том, что у царя Алексея оставался еще один сын от старшей жены Марии, брат упокоившегося Федора – Иван, впопыхах как-то забыли. Но род Нарышкиных именно этим и отличался. Короткой памятью и не богатым
