style="font-size:15px;"> – Так он же говорить еще не могет! Тоже мне, страж котла общего!
– Ты про себя-то трехлетка забыл, поди? – в ухо горячего шепнула мамка, и огненная прядка защекотала ему шею, – При нем Суюнбека, ведунья знатная. У каждого своя берегиня, так-то царь. Вот и еще один сын вдовы, сиротинушка, на свете без опеки остался, только радением берегини жизнь свою проживать будет, – она вздохнула тяжело, – Ты бы Ванечка срубил рядом там с ними на Волге городок. Посадил бы в него братию, да стрельцов с пищалями, да пушкарей с тюфяками, глядишь, враги опасаться будут на малого сиротку наседать и Суюнбеки полегче станет.
– Хорошо, – вслух ответил Иван, как бы в ответ на свои мысли, – Срублю и дружину пошлю.
– Свияжском назови, а гербом пусть будет обитель братская и рыбы, как у ловцов.
– Быть по сему, – опять вслух ответил Иван, – Звать писца пусть пишет указ царский.
Гуляй не стал дослушивать далее и пошел на свежий воздух из палат, подумав про себя, что, ведь верно называл Малку дядько Данила. Действительно бисова девка. Как же она молодого царя к рукам прибрала. Бисова девка. Он вышел на крыльцо потянулся и пошел в сторону Троицкой башни нового Крома или как он слышал из уст одного дружинника – Кремля. Хорошо назвали на кремень похоже. Надо будет в уши всем внести Кремль – это кремень, ударишь, только искры полетят, от которых трут в пищали запаляется. Хорошо Кремль-кремень. Он еще раз потянулся и легко спрыгнул через три ступеньки на двор перед теремным дворцом. В коротком кафтане ярко-красного цвета с лихо заломленной шапкой набекрень он издалека мог легко показаться стрелецким сотником или казачьим есаулом. Гуляй резко крутанулся на каблуках высоких красных сапог с круто загнутыми носами. Огляделся. На высоком яру над Лебяжьим прудом возвышалась приземистая Боровицкая башня из толстых дубовых бревен, рядом с которой стоял двор князя Патрикеева. С другой стороны на яру такая же приземистая и грозная возвышалась Беклемишевская башня над двором Берсеня Беклемишева, ханского сотника. По-над рекой рассыпались дворы деревеньки князя Свиблова, отметившего свой двор тоже башенкой, может и не такой грозной как ее соседки, но тоже не малой, приткнувшейся рядом с Боровицкой. Он повернулся к ним спиной и пошел от Москвы реки в сторону Собакина двора, казны орденской, Тампля, где с древних легендарных лет сидели Собаки казны, главные казначеи орденских братьев. Он помнил еще Евстафия Собаку первого казначея Приоров Сиона и его внука Гога Собаку – казначея Храмовников и его внука тоже Собаку. Он шел размашистым шагом, оставляя Собакин Тампль от себя по правую руку. По левую же руку мелькали строения князей Мстиславских, почти полностью спрятавшиеся в глубине дубравы и выбегавшие к колокольне Ивана Великого только скитами монастырской братии, жившей при князе. За ним вспарывали небо три главы домовой церкви Владимира Андреевича Старицкого брата царского, здесь почти не бывавшего. И также тремя верхами спорила с ней за высоту церковь Богоявления на подворье Троицкого монастыря, скрывавшего за своими постройками низкую башню Троицких ворот.
