«Большеглазый» Луи Нельсон, Уилли Корниш, Фрэнки Дусен и даже молодой креольский пианист Джелли Ролл Мортон, бывший для жителей рабочих районов отчасти чужаком, – все эти музыканты вскоре начали делать собственные открытия. Исполняя старые мелодии – или сочиняя новые, – они всякий раз выражали в них свою неповторимую личность.
Что же именно они играли? О том, что это была за музыка, критики спорили десятилетиями[195]. У нее находили африканские, французские, карибские и испанские корни, связывали ее с регтаймом, с различными традиционными религиозными и светскими формами, типа блюза. Но это была совершенно новая музыка, которую создавали преимущественно музыканты, не имевшие музыкального образования и опыта игры в рамках какой-то формальной традиции: «Вот откуда появился джаз – от простых людей, понимаете? Они ничего не знали о музыке. Просто придумывали собственную»[196].
Лучше всего это выразил Дэнни Баркер: «Какая разница, умеешь ты читать ноты или нет? Ты свободен: свободен рисковать, свободен выражать глубины своей души. Слушатели сами требовали этого!»[197].
Многие из тех, кто слышал его игру, утверждали, что Болден не был техничным и умелым музыкантом. «Болден не был настоящим музыкантом, – как-то сказал о нем тромбонист Кид Ори. – Он не учился. Конечно, он был талантлив и играл эффектно, но без хорошего звука, просто громко»[198]. И все же этот громкий, пронзительный звук помог ему вырваться из рамок, установленных более сдержанными предшественниками, и вывести на передний план солиста – то есть себя самого[199].
И это начали замечать – особенно женщины. Болден – привлекательный юноша со «светло-смуглой» кожей, рыжевато-черными волосами и круглым лицом, «чем-то похожий на Маори»[200] – скоро стал местной знаменитостью в черных рабочих районах. За ним следовал целый гарем поклонниц[201], которые дрались за право подержать его шляпу, пальто или даже носовой платок (но не корнет, с которого он, как говорили, никогда ее спускал глаз). И ему нравилось такое внимание. «О, он был без ума от женсчин»[202], – говорил позже его друг. Одна из этих «женсчин», Хэтти Оливер, соседка старше него, родила их сына, когда Болдену еще не исполнилось двадцати, и Бадди какое-то время содержал и мать, и ребенка.
В конце концов, новая музыка Болдена и его подражателей приобрела такую популярность среди рабочего класса (как белого, так и черного), что начала привлекать к себе ненужное внимание. На так называемых «дуэлях»[203] (во время которых джаз-бэнды пытались превзойти друг друга в виртуозной игре) появлялась полиция, пытавшаяся «восстановить порядок» при помощи дубинок. Вскоре эту музыку услышали и городские реформаторы, и она пришлась им не по вкусу. Она казалась им опасной[204], угрожающей их представлениям о респектабельности, сдержанности, об умеренности и общественном порядке. Новая музыка черных была воплощением излишеств и распутства, прямым вызовом традиционным
В вопросе о происхождении джаза критики редко сходятся во мнениях. Различные версии суммирует Карни, «Возникновение раннего джаза», стр. 300 и далее.
Устное свидетельство Питера Бокеджа от 29 января 1959 года, хранящееся в Архиве истории джаза им. Хогана.
Баркер, «Жизнь в джазе», стр. 7.
Устное свидетельство Кида Ори от 20 апреля 1957 года, хранящееся в Архиве истории джаза им. Хогана.
О новой роли солиста в музыке Болдена пишет Карни, «Возникновение раннего джаза», стр. 303 и Маркис, «Болден», стр. XVI.
Берри, «Тайны Бадди Болдена», стр. 43.
Маркис, «Болден», стр. 45–46, там же – об отношениях Болдена с Хэтти Оливер.
Интервью Фредерика Рэмси с Джоном Джозефом (Архив Фредерика Рэмси, папка 282).
Дуэли описывает Беше, «Отнеситесь к этому благосклонно», стр. 111.
Лучшие источники сведений об отношении белых к раннему джазу: «Джаз и белые американцы» Леонарда и «Восприятие джаза белыми американцами» Андерсона.
