сделало его менее чуждым для остальной части страны. Фредерик Лоу Ольмстед сказал о Новом Орлеане в 1856 году: «Сомневаюсь, что где-то еще есть на земле город, жители которого были бы столь различны по происхождению, где среди горожан наблюдалось бы такое разнообразие вкусов, привычек, манер и нравственных норм»[26]. Это небывалое разнообразие со временем только усиливалось, в том числе благодаря нескольким последовательным волнам иммиграции из Европы и с Карибских островов. «Что за мешанина народов! – восхищался еще один гость города в 1880 году. – Американцы, бразильцы, выходцы из Вест-Индии, испанцы и немцы, креолы, французы, квартероны, мулаты, китайцы и негры»[27].
Городская культура, сформировавшаяся среди этого смешения рас и национальностей, вскоре стала феноменом, за которым остальная часть США наблюдала со смесью удивления, подозрения и даже ужаса. Земной и суетный Новый Орлеан был совсем не похож на лютеранский Миннеаполис или на баптистские города остального Юга. За исключением расположенных на окраинах анклавов привилегированных англо-американцев, город нельзя было назвать даже протестантским. Он во многом оставался городом латиноамериканцев-католиков, нравы которых любому приверженцу консервативных протестантских стандартов благочестия показались бы отталкивающе чуждыми. Это было странное и жуткое место, где женатые белые мужчины ходили на «Балы квартеронок», чтобы найти себе любовниц-мулаток, где в сараях и подворотнях проводились мрачные ритуалы вуду, где даже влиятельные политики устраивали в городском парке дуэли на шпагах и пистолетах. Бордели под красными фонарями предлагали экзотический секс, а опиум, алкоголь и сумасшедшая музыка в салонах и танцзалах призывали довершить начатое под фонарями и бросить вызов любым нормам и морали.
Над городом нависало проклятие преступности и насилия, глубоко пустивших в нем корни: колоритные подонки бродили по улицам, враждующие главари криминальных группировок устраивали налеты на салуны и игорные залы соперников, а таинственные итальянцы, причисляемые молвой к преступной группировке, называемой «Мафией» или «Черной рукой», убивали друг друга по неясным и жутким причинам. Для приезжих – и для местной белой протестантской элиты, численность которой росла, – город таил огромные соблазны. Как выразился в 1868 году один священник, «из Нового Орлеана в рай попасть нелегко»[28].
И все же, для любого более-менее благочестивого жителя Нового Орлеана «респектабельность» стала желанной целью лишь в последние десятилетия XIX века – в то же время, когда преступность и порок стали поводом для всеобщего возмущения. При этом блэк-джэк, шлюхи, насилие и разврат оставались главным преимуществом города с момента его основания. Только раньше они не выходили за пределы набережной и бедняцких окрестностей, которых благопристойные граждане тщательно избегали. Ведь любой приличный джентльмен и – особенно! – дама не выходили за пределы Садового квартала
Из книги Ольмстеда «Путешествие по штатам побережья с некоторыми замечаниями об их экономике», цит. в Кампанелла, «Дилемма Бьенвилля», стр. 170.
Из книги Эрнста фон Гессе – Вартега «Путешествия по нижней Миссисипи, 1879–1880», цит в Кампанелла, «Дилемма Бьенвилля».
Преподобный Джон Чендлер Грегг, «Жизнь в армии», стр. 156–157.
