быть слабой, что может не стесняться ни своей радости, ни внезапно нахлынувших слез.
Приближалась первая дата со дня их знакомства. Ему очень хотелось это как-то отметить, порадовать Нику. Он не знал, считает ли она дни, так же как он, да и вообще, помнит ли ту, их первую, мимолетную встречу. Данило не готовил ничего грандиозного к этому дню, не время еще. Подарить цветы было бы банально, он и так их дарил, покупая у лоточниц во время прогулок и именно те, что выбирала она. Ему хотелось чего-то необычного, неординарного. Решение пришло само собой. Октябрь был холодным и дождливым, но очень богатым на премьеры новых постановок. А она, как-то в разговоре, призналась, что очень любит театр. Места были в ложе. Постановка хорошая. Рядом никого. И он любовался ею. Той искренностью, непосредственность, что сохранилась в этой женщине. Она не была похожа ни на кого из его прежних знакомых. В ней не было алчности, капризности и вульгарности. Она принимала его таким, каким он был, довольствовалась тем, что предлагал. От этого и хотелось дать ей больше. Он грезил о будущем, даже не задумываясь, мечтает она об этом или нет. Он просто ждал удобного, подходящего момента, сделать ей предложение.
Спектакль закончился, они посидели в кафе. Было еще совсем не поздно, и они прогуливались Тверской, как вдруг внимание Ники привлекла группа людей, криками выражающих недовольство властью.
– Вот глупые! – не сдержалась Ника. – Это же надо так не любить страну.
– Ну, страна и власть, это разные вещи.
– Ты так думаешь? – Ника остановилась, подняла к нему голову, и он удивился перемене в ее взгляде.
– Да, я так думаю! – машинально ответил он, пытаясь понять, что ее так задело.
– Так иди, присоединяйся!
– Зачем?
– Как зачем?! Поддержать недовольных, высказать свою точку зрения.
– Ника! Я не хожу за толпой, но свою точку зрения имею. И я вижу разницу между Родиной и теми кто у власти. Да, я не приветствую «служителей народа».
Она усмехнулась:
– Странно, я думала ты выше. – сделала паузу, отвела глаза в сторону: – Подобных склок.
– Подожди, кажется, я не совсем понимаю, что сейчас происходит.
– А что происходит? – она повернулась вполоборота и кивнула на митингующих. – Те, кто ничего не хочет сделать для себя, мечтает взять потребное устроив ор.
– Я не о них. Я о нас. У нас, как-то не в то русло пошла прогулка. Но я все же скажу свое мнение. Те, кто у власти, от государственного служащего до…, – машинально указал пальцем вверх: – избраны народом, и обязаны служить на благо этого народа.
– Да никто никому ничего не должен! – резко перебила она. – Подожди! – подняла руку, останавливая его дальнейшую речь. – Надо не орать, не завидовать, не осуждать, что у кого-то лучше, чем у тебя, а делать. Работать, прежде всего. Все, что вон те тут орут – это неуважение, прежде всего к себе! Это не любовь
