Выставка. Повесть-альбом. Александр Дмитриевич Дорофеев

      Несколько потрясенный брел я по Садовому кольцу, все более сознавая, что живопись моя свидетельствует о двух пороках разом.

      Уже на Зубовской площади мужественно выбрал одно из меньших, как тогда казалось, зол – держаться изо всех сил, во что бы то ни стало яркости.

      Пусть будет губительно для внутренних органов, но – «не дай мне Бог сойти с ума».

      Новый

      Живопись-то живописью, а тридцати семи лет отроду, когда все порядочные писатели гибнут, вступил я в их Союз. К тому времен у меня было издано семь, кажется, книжек.

      Занятия литературой окончательно вроде бы одолели живописные.

      Служил я в славном журнале «Мурзилка», а этюды писал только во время отпусков – в Гурзуфе, Форосе, в Новом Свете…

      Но как же все связано в этом мире! Произносишь слово, а оно тянет за собой непредвиденную череду событий.

      И году не прошло, как из крымского Нового Света угодил я в североамериканский.

      Глубокой осенью девяносто первого отправился в Мексику на книжную ярмарку. Само по себе событие замечательное.

      Нас поселили в отеле «Лиссабон» и кормили бесплатно в ресторане – только подписывай счет, который оплатит мексиканское министерство культуры. Контраст был силен – после московской осени и немецкой тушенки с макаронами.

      Я разгуливал под пальмами, наслаждаясь ноябрьским летом, вулканами на горизонте и видами изобильных магазинов, когда ко мне подбежал экономический директор нашего издательства. Сразу было понятно – что-то случилось. Как говорится, из ряда вон. Может, и тут какой-нибудь путч, характерный для латинской Америки. Или нас выселяют из отеля за непомерные ресторанные счета?

      «Пара кретинов, – отдышался директор, – Покупают картонку. За сто долларов!»