головой, парень увидел справа приоткрытую дверь в одну из комнат. Поспешив туда, он бесцеремонно ворвался внутрь и тут же пожалел об этом. В немом оцепенении молодой человек застыл на своём месте. Взору Савелия предстало то, что ему хотелось бы видеть меньше всего на свете: его сводная племянница неподвижно лежала на ярко-синем с жёлтыми подлокотниками диване лицом вниз, содрогаясь от тяжёлых, надрывных всхлипов. Очевидно детский, для Анны он был настолько несоизмеримо мал, что её длинные ноги попросту свисали вниз, доставая носками сапог пола. Сотрясаемая рыданиями, её бледные, дрожащие руки с силой прижимали к лицу что-то белое и мягкое. Присмотревшись, Савва разглядел в руках Анны плюшевого зайчонка – чёрные, блестящие глаза мягкой игрушки едва заметно проглядывали из-за её бледно-золотистых локонов. Плач бессилия и отчаянья наполнял серо-голубые глаза всё новыми и новыми слезами и тихо роняя слёзы в мягкий плюш, она никак не могла остановиться – не было ни сил, ни желания.
В роли Зверобоя Савве прежде не удавалось понять свою сводную племянницу, но сейчас именно он как никто другой понимал Анну. Всё то, что свалилось на неё в считанные дни, разрушило её, переломило надвое – она сломалась. Придя сюда из будущего, дочь Славы выдержала немыслимо многое – смерть родителей, потерянное детство, разбитое сердце, жизнь на волоске от смерти, но потерю последнего по-настоящему дорогого ей человека оказалась не в силах. Сам того не осознавая, Савва был ей больше, чем просто родственник, друг или кто-то ещё, оттого и ненависть его была для Анны хуже смерти. Но даже здесь он не оставил ей выбора – не дал умереть, не позволил прекратить эти мучения навсегда. Так что ему нужно? Чего он хочет, если даже её смерть для него недостаточная пытка? Зачем оставил в живых?
Застыв на месте, Савва молча стоял в дверях, не зная, что делать: та, кого он обожал и в то же время ненавидел, та, кем он дорожил больше всего на свете, тонет в пучине отчаяния. Тонет – по его вине. Парень так боялся навредить Анне, что не заметил, как отдалился от неё, а когда стал так нужен, просто ударил. Ощущение вины сдавило грудь, скрутило сердце в тугой узел – слёзы Анны зацепили Савву за душу. Безучастно стоя рядом, он даже не знал, как её утешить и помочь, как, уже причинив столько боли, искупить вину. Осторожно, стараясь не спугнуть сотрясающуюся от рыданий Анну, Савелий аккуратно присел на край дивана. Приготовившись ко всему – к недоверию, отвержению, к тому, что сейчас она его оттолкнёт или просто ударит по лицу, Савва аккуратно положил ей руку на плечо. В ответ Анна даже не шевельнулась, продолжая бессильно плакать в плюшевого зайца с синей ленточкой на правом ухе – это был подарок. Подарок, который ей уже никогда не подарят.
– Ань… – тихо, нерешительно, мысленно молясь, лишь бы у него получилось, начал Савелий – Послушай, я… Не знаю, что на меня нашло. Я действительно сегодня… Перегнул палку. Переборщил. Ты меня наверняка знаешь, я… Плохо нахожу общий язык с людьми. Пожалуйста, прости меня… Если можешь. Я
