Но почему же, если человек убивает человека, то это преступление против природы? Потому, что нам так сказали.
Теперь я возненавидел общество, возненавидел тех, кто им управляет с их же позволения. Люди, старающиеся показать своё превосходство, гонящиеся за деньгами, мечтающие о материальных благах, стремящиеся стать звездами, фотографирующие себя в зеркало, сидящие в интернете, считающие себя не такими, как все… Все стали для меня ненавистными рабами системы, лишившей их человеческого облика.
Может быть, вся история, которой нас обучали – всего лишь сказка, придуманная для ещё большего программирования людей, воспитания бессмысленного патриотизма, убеждающего душу человека, что он обязан государству жизнью, отдавая этот долг на войне или неся другую непосильную ношу. Если бы все отказались выходить на поле боя, то этой идиотской войны бы и не было. Нас окружает тоталитаризм, скрытый от людских глаз и замаскированный под то, что мы называем свободой.
Мне нужно успокоиться…
Свет фонаря, стоящего через дорогу, тянулся в комнату, едва освещая разбросанные на полу старые газеты, стопку которых я, случайно задев, уронил на пол. Табачный дым, плавно скользив в пространстве, наполнял небольшую, давно не мытую комнату белой пеленой, нежно растворяющей в себе попадавший в неё луч света. Изредка стряхивая пепел, я сидел в старом кожаном кресле, чьё появление в этой квартире уже давно ушло из воспоминаний, не оставив о себе никакой зацепки. Находясь в тени, этот кожаный трон спас меня от попадания лучей уличного фонаря на мое промокшее под плачем небес тело.
Я был недвижим, застывший взгляд потерялся где-то в эпицентре клубящегося потока, плавно вытекающего из белоснежной бумажной трубки. И каждый раз, стряхивая на пол серый пепел, я все больше растворялся в этом тумане. Дорогой пиджак лежал на полу возле кресла, верно ожидая того момента, когда он снова, поднявшись с пола, будет согревать меня, смирившись со своей печальной участью.
И куда бы я ни посмотрел, везде я видел одну лишь систему, уже давно сделавшую из людей поставленный на конвейер продукт общего потребления, так или иначе ставший непреодолимой преградой на пути к освобождению разума. Становиться частью этого конвейера было равносильно самоубийству. А единственный способ стать свободным от неё – лоботомия, разрезающая ткани, соединяющие лобные доли мозга с его остальной частью. Система не может завладеть тобой, если ты бездумным овощ, чьей жизненной целью является безостановочное созерцание стены, ограждающей тебя от таких же свободных людей, как и ты.
Сигарета догорала, осыпаясь на новенький пиджак, закапывая его в душной темной могиле, в которой моя душа с каждым днем все больше разрывалась на части, не желая принимать реальность, поглощавшую её.
Я не могу больше здесь оставаться. Сладкий воздух свободы манил меня, совращая своей девственной, не тронутой человеком природой.
