окнами, повсюду валялись кирпичи, – вспоминал я вид башни.
Да, но сейчас это чудесное заведение, где можно спокойно все обсудить.
Мой мозг требовал объяснений и, не получив их, смертельно устал. Я согласился.
Вот и хорошо. До завтра, Борис Степанович, – деловым тоном произнес собеседник и повесил трубку.
До завтра, как Вас там… Родионович, – сказал я коротким гудкам в трубке.
Что там случилось? – спросил сосед, закуривая.
Это мне работу предлагали, – я отложил телефон и вздохнул. Дым долетел до меня, и я закашлялся. Восстановив дыхание, но еще давясь от слез, я сказал:
Сосед, хватит курить, это невыносимо. Ты куришь одну за другой. Что с тобой случилось?
Ты же помнишь, что я с женой развожусь? Так вот она захотела себе все грампластинки отсудить.
Так и отдай ей пластинки. – Я взглянул на полку с конвертами. Их было немало. Наверное, для соседа это была ценность.
Нет, не могу. Уж, что хочет пускай забирает. Хоть холодильник со стиральной машинкой, а пластинки эти я всю жизнь наживал. Вот послушай. – Он оживился, затушил сигарету в груде скрюченных в пепельнице окурков, подбежал к полке, экспрессивно сорвал конверт с одной из пластинок, поставил в проигрыватель и опустил иглу куда-то в середину пластинки. Зашипела игла, а потом из двух стареньких колонок полилась тихая музыка. Не очень ровная, но какая-то особенно живая. Это был знакомый рок-н-ролл, перед Новым Годом, когда с женой наряжаем елку, он попадается в трек-листе. Но не более.
Отец у фарцовщика купил в свое время. Раритетная музыка, – с гордостью говорил сосед, – это же Чак Берри. «Беги, Рудольф, беги».
Да уж, такого было не достать. – Честно говоря, я не знал, кто такой Чак Берри, но очень хорошо понимал соседа. – Держись за эти пластинки. Не сдавайся.
Постараюсь.
К фильму Феллини я снова потерял интерес. Уж сильно сбил мое внимание странный звонок. Я смотрел в экран. Там мелькали картинки, но я ничего не понимал. Сосед стоял у проигрывателя, положив локоть на полку и с наслаждением на чуть хмельном лице дослушивал «run, run Rudolf». Музыка играла тихо, и я мог смотреть фильм, но все равно ничего не понимал. Думал о звонке, прокручивая реверсом весь разговор. Некоторые детали уже выпали из памяти, но в целом, разговор все равно был у меня весь в голове, и я не переставал удивляться, какой же он несуразный. Когда песня закончилась, сосед выключил проигрыватель.
Дальше слушать не буду, – объявил он. – Когда слушаешь долго, от воспоминаний становится больно.
Понимаю, – не задумываясь, ответил я. Встал и засобирался уходить. – Я пойду, наверное. Фильм не получается досмотреть. Настроение уже не то. Это из-за телефонного звонка. Ты тут ни при чем.
Ну ладно, – сосед закурил еще одну сигарету, – пока.
Не кури много, – я пожал ему руку и ушел домой.
*
