пропажу?
– Примерно через час после сделки. Мы сидели с Изабель в библиотеке и разговаривали. Достаточно долго. После чего она, сославшись на головную боль, ушла, а я обнаружил, что у меня пропал маркер.
– А что, если вы его просто потеряли?
– Нет… Я больше нигде не был.
– А вы при Изабель доставали его, показывали?
– Не помню…
– Вы больше никогда не виделись с этой женщиной?
– Виделся.
– Тогда я ничего не понимаю… Почему же вы ничего у нее не спросили?
– Не мог… По разным причинам… И она исчезла. Мне необходимо ее найти.
– Хорошо… Как она выглядит?
– Первый раз она была в парике, это явно. Парик, правда, хороший, почти незаметный… Из настоящих, я полагаю, волос. Короткие светлые волосы, как у мальчика. Но второй раз она уже была с длинными рыжими волосами. Она необыкновенно красива…
– Вы думаете, что она взяла ваш драгоценный маркер случайно?
– Я не знаю… И это тоже предстоит выяснить… Понимаете, стоит найти ее, как я найду и маркер… Это все связано… Я не могу вам все объяснить…
– Биология? – спросила она.
Он промолчал. Затем послышался звук двигаемого стула, и все стихло.
– Он ушел, – услышала Наталия над самым ухом и вздрогнула: она совершенно забыла о существовании Луи. – Вы патологически любопытны, Натали… Надеюсь, ваша задача ясна?
– Разумеется, только мне непонятно, неужели так трудно было найти женщину, когда известны ее имя и фамилия?
– Такой женщины в природе не существует. Мы пробовали ее искать через полицию.
– Понятно. Вы хотите сказать, что она назвалась другим именем? Что ж, это я тоже могу понять… Ну а теперь я могу поспать?
– Мой клиент хотел бы, чтобы вы немедленно приступили к работе…
– Немедленно? Но почему?
– Он считает, что сейчас, когда вы только что приняли информацию, самое время для работы…
– Хорошо… А где?
– Мы приготовили вам «Стенвейн».
Это был совершенный рояль, лучший в мире. Он стоял в большой, ярко освещенной комнате и сверкал своей черной лакированной поверхностью. Белейшие зубы-клавиши только что не клацали от предвкушения хорошей музыки.
Наталию оставили одну.
Она подошла и села за рояль. Прикоснулась к клавишам и, взяв первый аккорд, почувствовала, как ее просто уносит в мир звукового хаоса, какофонии, постепенно превращаемой в изысканную, умиротворяющую гармонию…
Она играла шестую прелюдию Скрябина и нервничала, как нервничал, наверное, сам Скрябин, переживая что-то личное и сумбурное… Размышления, подавляемые эмоциями, растворились в хрустально-прохладных звуках…
Ее дар заключался в видениях. Она должна была увидеть нечто, что имело бы отношение к тому, о чем она думает. Но как часто эти видения были настолько сюрреалистичны, что ей приходилось,
