но всем понятно, что такой порошок разбодяжен «скоростью» или просто толчёным анальгином. А чистый кокаин в рознице по сто сорок за грамм.
Каждое звено накручивает сто процентов или больше. Поэтомуу пушера грамм будет стоить семьдесят долларов, хорошо, пусть пятьдесят, для ровного счёта. У дилера, если партия крупная, двадцать долларов за грамм. Если же я захотел бы толкнуть кокс дилеру, то предложил бы ему взять по десять долларов за грамм.
За двадцать килограммов выходило двести тысяч долларов.
Но это кокс. Таблетки, скорее всего, не пойдут за такую цену. Потом, непонятно, что это за стафф? Аналог «экстази»?
Придётся тестировать на себе. Не толкать же колёса втёмную. Если стафф окажется палевом, глаз на жопу могут натянуть элементарно, даже до момента расчётов.
Всё это крутилось в моей голове, пока я передвигался в потоке машин по направлению к офису. Когда размышления привели меня к необходимости попробовать таблетки, я обнаружил себя уже на набережной Обводного канала, недалеко от бизнесцентра, в котором располагался «Холод Плюс».
Я усмехнулся. Прощай, контора! И, вместо того чтобы свернуть с набережной направо, к бизнесцентру, я перестроился в левый ряд, переехал Обводный канал по мостику и рванул по другой стороне к морю.
Дорога была свободна. Пробка стояла в обратную сторону, из порта в город. Я быстро домчался до Канонерского острова и въехал в тоннель.
Это один из самых мрачных и страшных тоннелей на всём белом свете, в этом я уверен. Тоннель Канонерского острова длинный, плохо освещенный, непроветриваемый, а потому заполненный выхлопными газами.
Я вспомнил, как несколько лет назад шёл по этому тоннелю пешком. Мне было нужно попасть в Санкт-Петербургскую таможню, заверить платежи или подтвердить сертификат происхождения, я уже не помню. Это было ещё до моего поступления на службу в «Холод Плюс». Я подрабатывал декларированием грузов.
Мне нужно было в таможню, а на автобус я не попал, или автобуса не было, в общем, я шёл пешком от самого Балтийского вокзала до Канонерского острова и зашёл в тоннель. Мне кажется, я был одним из немногих людей, которые прошли этот тоннель пешком.
Я жался к стене, как тень усопшего в Аиде, мимо проносились грузовики, оглушая меня рёвом дизелей. Дышать было трудно, от выхлопов мутило и кружилась голова. Я шёл и шёл, еле передвигая ноги. Казалось, этому не будет конца. Может, я уже умер. «Это всё. И это будет вечно», – из Николая Гумилёва, но тогда я не вспоминал стихи. Я ни о чём не вспоминал, просто тупо двигался по тоннелю. И сначала даже не поверил, когда тоннель закончился и я вышел, щурясь на блёклое северное солнце, висящее в блёклом северном небе над блёклым северным морем. И этот блёклый выцветший мир показался мне таким ослепительно ярким и красочным!
Теперь я въезжал в тоннель на машине и всего через несколько минут вынырнул с другой стороны.
«Дай мне две таблетки…»[22]
Я оставил машину
Припев песни одной клубной рок-группы из Питера.
