о военный оркестр, значит, про армию. А если про нашу армию, значит – секретно всё, если хотите знать. А уж если хотите, то… Хотите?..
Тогда вместо вступления. Прелюдия как бы…
Правильно говорят, приход цунами, например, очень хорошо чувствуют рыбы и морские животные. На земле, опять же животные, включая домашних… В воздухе, само собой всякая летающая живность… А вот… Нет, справедливости ради человеческую науку обязательно нужно отметить. Её соответствующие приборы тоже кое-что улавливают, если к электричеству подключены и цветные чернила в струйном принтере есть… А вот люди!.. Людей, все природные и другие напасти всегда застигают врасплох. Будь то первый снег, весеннее солнце, буйный ветер, та же, например, перестройка, приезд дальних родственников или просто знакомых… Потому что – люди! Важный рефлекс в жизни потеряли. Давно, и напрочь.
Ничего такого сгущающегося над собой не чувствовали и российские военные музыканты, расквартированные, скажем, где-то… неподалёку от нас… С чего бы им, как говорится. Всё ровно, «накатано», всё обычно-привычно… Служба!
Часть I
Ранним-ранним утром двухкомнатная квартира дышала сложной смесью плохо совместимых в замкнутом пространстве женских духов, хромовых сапог, выделанной кожи, сигаретного дыма, паров вечернего алкоголя, и ещё чего-то солдатско-интимного, пота, скорее всего… Специфический коктейль такой. Шторы на окнах стыдливо прикрыты, но чуть высветившееся небо заглянуло и в эту комнату, разбавило темень, как ложка молока в чайной чашке. В комнате тёпло, и душно. Всюду: на стульях, на полу раскидана верхняя одежда… Небрежно разбросана, демонстративно… В основном мужская, грубая и военная: сапоги, галифе, носки, портупеи, рубашки с погонами, галстуки, и прочее. Всё валяется бессистемно, не как в казарме. Словно кто торопился, на скорость освобождался от одежды. Есть и женская, но она по-другому бросается в глаза, скорее украшает… Она – красивая, тонкая, нежная – даже на взгляд. Если и брошена – выглядит эротично, потому что вообще она есть, и возлежит… Колготки, трусики, бюстгальтер… Это нужно видеть! Но, главное, она – дома. Это по интерьеру видно: занавесочки, рюшечки… А вот военная одежда точно в гостях… Словно завоеватель какой. Грубо присутствует. Стол тоже выглядит небрежно. Демонстрирует остатки званого «вечернего» ужина… Две винных – пустых – бутылки, и одна из-под белой – застыв, кажется, в изумлении, пустыми своими ёмкостями глядят в пустой же потолок… На тарелках красуются остатки еды.
И в этой комнате, и в другой – её не видно, она за закрытой дверью – слышны сопение и восторженные вздохи…
В большой комнате – двойное! – приглушенное сопение и мужской шёпот: «Только не царапайся, Галя, прошу!.. Не царапайся, я говорю! Ой!.. А!.. А!.. А-а-а… А-а-а…О!.. О!.. О!.. О-о-о!..»
Из другой комнаты явственно доносится «вкусный» женский стон, а с ним и убыстряющиеся смачные шлепки… видимо тел.
Громкое тиликанье мобильного телефона грубо, не к месту, нарушает тонкую лирическую атмосферу раннего утра.
Чувственные стоны в большой комнате испуганно пропадают… Резко появившаяся из-под простыни взлохмаченная мужская голова, лет двадцати пяти, с потным лицом, явно армянского покроя, с телефоном у уха, неожиданно чётким, строевым голосом отвечает:
– Прапорщик Трушкин, слушаю! – голос отвечающего абсолютно не соответствует интимному состоянию момента – Как где я, на дежурстве! – докладывал между тем в трубку очень ответственный, глубоко удивлённый голос прапорщика Трушкина. – У нас скоро подъём, Валя, и всё прочее. А что случилось? Проверяешь?
Не слышно что ему трубка ответила, но он вдруг сильно удивился, даже привстал на кровати, почти сел. Чья-то невидимая из-под простыни женская рука услужливо поправила подушку под его волосатой спиной, чтоб человеку удобнее докладывать, наверное, было.
– Кого ты проверяешь? Меня? Что ты, солнышко, чего меня проверять? Всегда чист, как стёклышко…
И сразу же, не давая трубке «разойтись», перебивает:
– Да нет, и Кобзев здесь… А как же! Он же… Мы же… Да мы же… Ты что, Валя? Нет! Дежурство же… Ну… Да не придумывай… Что ты придумываешь?! Нет, моё солнышко, нет…
В трубке, похоже, не верили.
– Да не вру я, не вру… – принялся торопливо убеждать Трушкин. – А я говорю не вру… А я говорю нет… Нет… А я тебе говорю… А я… Не спорь. На дежурстве я, да… Сашку? Сашку тебе позвать? Да, пожалуйста, сколько угодно, трали-вали, если не веришь! Позвать?.. Сейчас позову.
Чуть прикрыв трубку рукой, кричит вроде бы куда-то вдаль: «Кобзев! Сашка!.. Подойди сюда. Тебя к телефону. Быстрее».
Тут же торопливо суёт руку с телефоном под подушку, громким шёпотом сипит в сторону закрытой двери:
– Санька, Санька, быстрее… Быстрее. Атас!
В дверях второй комнаты немедленно
