явного нетерпения, как малому ребёнку продолжал втолковывать Кобзев. – Захотел мужик приехать и приехал. А что? Он же генерал, не я… Я б на его месте вообще из дома не выходил, да…. Да нет, я тебе говорю – на дежурстве мы… На деж… Вот, Фома не верующая… Ну проверь, проверь! Пожалуйста.
Последовавший ответ в трубке его видимо не обрадовал, как ему хотелось, скорее наоборот, сильно насторожил. Даже расстроил. Кобзев с трудом сохранял лёгкость на лице, главное в голосе, и необходимую невозмутимость там же.
– Ну зачем сразу моей Лёльке звонить, зачем? – глубоко удивился «подозреваемый». – Не надо ей звонить, у неё молоко скиснуть может. Будешь тогда отвечать… – и даже усугубил. – И мы в «положении»… она, в смысле. Забыла?! Подумай! Ага!..
Трубка была непростительно упряма, почти тупа. Это вконец «убило» Кобзева. Но он держался.
– Ну ладно, звони… – довольно бодро, но с заметной обидой в голосе усмехнулся он, давая понять, что ничего не боится, правда на его стороне, они точно на дежурстве.
В трубке похоже спросили: «А Елена сейчас дома?», отчего у Кобзева глаза на лоб полезли, и у его товарища, Трушкина, синхронно тоже. Трушкин зеркально отражал лицом яркие эмоции Кобзева. Это в шесть-то часов утра, – говорила кривая ухмылка Кобзева, ну вопрос, ну, понимаешь, бабы!..
– А я знаю?.. – с сильным сарказмом бросил он, но, спохватившись, сдержанно уточнил. – Ну конечно дома! Где ж ей быть?! – И вновь строгим тоном напомнил ей, как отчитал. – Валя, предупреждаю, ты женщина, ты должна понять: скиснет молоко, будешь отвечать. – И понимая упрямство ревнивой Валентины, всё же попросил. – Ладно, хотя бы через час. Ёлка как раз дочь кормить будет. Не буди звонком. Ребёнку это вредно!
Трубка всё поняла, но не остановилась. Кобзев выслушал, что ему там пообещали, и совсем уж окончательно скис, скривился, сдерживая эмоции, махнул рукой.
– Ладно-ладно, приезжайте… какие проблемы… Ждём! – и, не давая трубке времени на ответ, заторопился. – Всё, извини, Валя, генерал приехал… Всё. Слышишь, сигналит?! Целуем…
Как обжёгшись, расстроено бросает телефон, начинает суетливо скакать по комнате, отыскивая перепутанную одежду, даже не заметив свалившуюся с себя простынь. Вид голого Кобзева нисколько не нарушил дизайн интерьера сонной комнаты, наоборот, чётко вписался в неё, подчеркнул.
Трушкин, только теперь поняв неизбежность обозначенных действий своей супруги, Валентины, суматошно подскакивает и тоже спешно принимается одеваться…
– Полный мажор, трали-вали! Полундра! – испуганно вскрикивает он, натягивая штаны-галифе, попутно выговаривая товарищу. – Ну ты их в часть-то зачем пригласил, балда, зачем? Ты что?!
Кобзев, вертясь на месте в поисках своих трусов отмахивается:
– Это я что ли, это она сама… С твоей Валентиной сейчас в часть приедут… Представляешь? Копец! Срочно звони Тимохе.
Появившаяся из второй комнаты миловидная женщина, где-то за тридцать, вся закутанная в простынь,
